Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних просмотр данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕН! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту pbn.book@gmail.com для удаления материала
Книга "Театр невидимых детей - Марцин Щигельский", стр. 19
– Очень красивый, – кивает тетя. – Хочешь выйти и посмотреть поближе?
Мгновение я колеблюсь, потом соглашаюсь. Тетя выходит первой, кладет руку мне на плечо, и мы вместе переходим через улицу, по которой ездят трамваи и машины.
Это, собственно, не скверик, а дворик. Здесь стоят две лавочки, порыжевшая трава вытоптана, но в определенном смысле можно назвать это садом. Так что вилла – не вилла, но что-то вроде сада у моих родителей и бабушки, пожалуй, было.
– Вход вот здесь. – Тетя останавливается перед подъездом.
Здесь я жил. В эту дверь мы входили вместе с бабушкой. Через эту дверь выходила моя мама Зузанна, которая работала в больнице, и мой папа Михал, который работал на шахте. Я вдруг понимаю, что знаю и эту дверь, и ступеньки, которые к ней ведут, я их помню, – и у меня на мгновение перехватывает дыхание. Это место мне снилось. Даже запах знакомый. Необыкновенное чувство, немного похоже на то, что происходит у человека в голове, когда он замечает нечто, чего точно никогда раньше не видел, но при этом очень знакомое. Я громко дышу.
– Наверное, это была плохая идея, – говорит тетя. – Пойдем-ка в машину.
– Нет, н-н-нет. – Я мотаю головой. – Я хочу п-п-посмотреть.
И смотрю. Очень долго. На окна с белыми переплетами, на каменную лестницу со стоптанными ступеньками, на дверь, выкрашенную масляной краской горчичного цвета. На стену с номером дома, на подвальные окошки. Тетя терпеливо ждет, не торопит меня.
Вдруг дверь подъезда открывается и выходит пожилая женщина. На ней синий халат с красными цветами, на носу очки, седые волосы гладко зачесаны назад.
– Кай пани шнупешь? – спрашивает она по-силезски, подозрительно глядя на тетю Йолу. – Чего вы тут ищете? Случилось что?
– Добрый день. Простите, я только хотела показать мальчику дом, – объясняет тетя Йола.
– А зачем? – Женщина смотрит еще более подозрительно.
– М-м-моя фамилия Шимчик, – говорю я. – Михал Шимчик.
– Шимчик? – Женщина хмурит брови и вдруг широко распахивает глаза. – Шимчик?! Так ты сын Шимчиков?
– Он жил в этом доме, – объясняет тетя Йола.
– Боже мой! – Женщина спускается по ступенькам и склоняется надо мной. – Шимчик! Фест мальчик, такой хороший! Я ж тебя помню совсем крошечным! Такой кнефлик был!
– Кнефлик? – Я смотрю непонимающе.
– Ну, малыш… Ты по-силезски не говоришь, да? – Женщина вздыхает и украдкой вытирает глаза. – Ах, до чего ж грыфны хоп! Какой красивый парень! Тебе теперь, наверное… Погоди… Лет десять, верно?
– Да, – киваю я.
– Как время быстро летит… А вы кто? – Женщина взглядывает на тетю Йолу.
– Я была его воспитательницей.
– В детском доме?
– Да.
– Вы знали мою бабушку?
– Ну, разумеется, знала! На втором штоке… то есть на втором этаже они жили. Я здесь с войны, когда приехала – так твои бабушка с дедушкой уже тут были. Вся семья здесь жила! Твои бабушка, дедушка, мама, дядя – ну, братик ее. А потом и твой папка тут поселился. Такая трагедия… Сначала Хелька, бабушка твоя, сына в шахте потеряла, а потом дочку с зятем в этой аварии… Ну да… Ох, и вырос же ты! Я уж думала, пропал ребенок! А кай ты по-шлюнску не годошь? Ты почему по-силезски не говоришь?
– Потому что у нас т-т-так не г-г-говорят. – Я снова заикаюсь, и ладони у меня делаются влажными.
Так у меня был дядя! Настоящий! Наверное, он есть на какой-нибудь фотографии, ох, как жалко, что их отослали по почте! Если бы они были у меня с собой, может, эта женщина рассказала бы мне, кто на них изображен!
Старушка бросает на тетю Йолу долгий взгляд, а потом снова обращается ко мне:
– А где ты теперь живешь? Я бы тебя навестила, рассказала то, что помню, хочешь? Я столько лет переживала, что с тобой что-то случилось. Собиралась поискать, но как-то закрутилась… Времени нет, столько дел…
– Михал уезжает в детский дом под Люблином, – объясняет тетя Йола. – Он жил в Рыбнике, а потом в Семяновице-Слёнске.
– Под Люблин! Так далеко!
– А м-м-можно я в-в-вам напишу? – удается мне выдавить.
Ну вот, а мне уже казалось, что я совсем хорошо говорю! И надо же было мне начать заикаться именно сейчас!
– Ну конечно! – восклицает женщина. – Запиши адрес.
У меня нет бумаги, но тетя Йола открывает сумочку, вынимает ручку и записывает в ежедневник номер квартиры этой женщины и почтовый индекс.
– У Михала есть фотографии родственников, может быть, вы кого-нибудь на них узнаете, – говорит она, убирая ежедневник. – Он бы вам прислал, а вы бы потом отослали обратно подписанные снимки.
Я смотрю на них обеих с благодарностью. Ну, сами скажите, разве тетя Йола не супер? Как можно ее не любить! Мы прощаемся с пожилой женщиной, которая провожает нас до самой улицы и смотрит, как мы садимся в «трабант». Она еще долго стоит на тротуаре – я вижу ее в заднее стекло. Фигурка становится все меньше и меньше, наконец исчезает совсем – мы сворачиваем на боковую улицу.
– Ну что, хорошо, что мы туда поехали? – спрашивает тетя Йола.
– Да, – говорю я, а потом закрываю глаза и откидываюсь на спинку сиденья, потому что на меня вдруг накатывает такая страшная усталость, словно я в одиночку целый день дежурил на кухне.
* * *
Путешествие очень длинное – нам нужно проехать больше трехсот километров. В пятнадцать ноль-ноль мы останавливаемся пообедать в месте под названием Опатов. На ресторане вывеска: «Клуб-кафе». Внутри кисловатый запах въевшегося в стены сигаретного дыма и алкоголя, столики накрыты белыми скатертями, на каждом – красная гвоздика и веточка аспарагуса в узкой высокой вазочке с эмблемой из двух букв. На официантке белый фартук и полотняные туфли на шнуровке, с открытым носком – такие носила тетя Янина, которая работала на кухне в «Молодом лесу».
– Что будем заказывать? – спрашивает официантка, когда мы садимся за один из столиков.
– А что у вас есть? – спрашивает дядя.
– Рубец. Язык с хреном. Печень есть, говяжья. И ленивые вареники. На гарнир – ассорти, – равнодушно перечисляет официантка и добавляет после паузы: – Ассорти салатов.
– Мне – ленивые вареники, – говорит тетя Йола.
– А мне, пожалуйста, рубец, – улыбается дядя. – Свежий?
– А какой еще? Свежий, вчера готовили. – Официантка пожимает плечами и смотрит на меня: – А сыночку что?
Я смотрю на нее и прихожу к выводу, что она очень даже симпатичная.
– Ну, Михал, – говорит тетя Йола. – Что бы ты хотел?
Мне все равно, я бы сейчас даже тот язык съел – тетя Йола не поправила официантку, не объяснила, что я вовсе не их сын. Я заказываю ленивые вареники – пусть будет как у нее.
Позади стойки с неработающей стальной кофеваркой расставлены на узких полочках бутылки пива и водки, а над ними на стене развешаны всякие интересные надписи на тему. Например, «Алкоголь – твой враг», «Предлагая закурить и выпить, ты обременяешь свою совесть» или «Алкоголь подаем только вместе с закуской или вторым блюдом». Больше всего меня удивляет большой лозунг, начертанный на одной из стен: «Эффективное хозяйствование – условие благосостояния народа». Не знаю, как это связано с рестораном – может, предостережение кухарке? Под лозунгом соломенная циновка, к ней пришпилен белый листок с красной надписью «Солидарность».
Ленивые вареники почти такие же вкусные, как те, которые делала тетя Янина. Мы обедаем, дядя расплачивается, и мы отправляемся дальше.
Осталось уже недолго. Я начинаю немного нервничать. А что, если там будет ужасно? Что, если этот дом