требовать, но всё это лишь часть того поведения, которое и привело их сюда. А менять себя никто из них не хочет, всем хочется бесплатных чудес, но никто не хочет перемен. Никто не хочет ДЕЙСТВИТЕЛЬНО чем-то жертвовать, а не просто платить деньги.– Не понял. А разве деньги не являются пожертвованием? – Пожертвованием, но не жертвой ради исцеления или иного избавления от страданий. А именно за большинство из них сюда и приходит.– Что-то я ничер…кхм…го не понял.– Со временем поймешь, – улыбнулась женщина, – Говоря простыми словами, жертвуют чем-то действительно ценным. Ценным лично для тебя.– И как отец Александр помогает людям понять то, что вы сказали? Это ведь он так говорит?– Да, он, – кивнула собеседница, – Он, как он сам говорит, тыкает их носом в проблему. Слушает о проблеме, разговаривает о причинах, потом налагает епитимью, и только после ее исполнения допускает к исповеди и причастию.– А потом? – У всех по-разному, сам увидишь. Если так интересно, постой в сторонке и посмотри.Женщина встала и пошла к центру зала, только что началась служба. Алесей же сместился к краю, чтобы все видеть, но не отсвечивать. Людей, пришедших на службу, можно было разделить на две неравные группы. Первые спокойно стояли и слушали хор и священника. Многие из них смотрели на иконостас рассеянным взглядом и слегка улыбались, или наоборот опускали голову и о чем-то грустили. Таких было процентов двадцать от общего количества. Основная же масса собралась в противоположном углу возле небольшой трибуны, на которой лежали крест и библия. «Место для исповеди» – понял парень. Большинство из этих людей явно нервничали: постоянно зыркали по сторонам, переминались с ноги на ногу, что-то теребили в руках, и еще кучей неосознанных движений выдавали внутреннее напряжение.Когда от алтаря вышел отец Александр, группа синхронно качнулась ему навстречу, но все же осталась на месте. Алексей тоже начал внимательно следить за священником. Золотистое свечение, на которое он обратил внимание в лесу, на этот раз было еще ярче. Казалось, что оно расходится от священника во все стороны, «освещая» собравшихся. Кроме того, парню начало казаться, что сверху на священника опускается луч того же цвета. Узкий, но довольно рассеянный, он напоминал свет из маленького окошка, пробивающийся в пыльную темную комнату.После основной службы началась исповедь, предшествующая причастию. Каждый из собравшихся «новичков» подходил к священнику, что-то тихо рассказывал, иногда быстро, а иногда долго, выплескивая набежавшие эмоции. Было немного странно смотреть на бородатого мужика лет тридцати - сорока, наматывающего на кулак сопли со слезами и взахлеб о чем-то рассказывающего. Священник долго слушал, кивал, потом также долго что-то объяснял, перекрестил мужчину и дал поцеловать крест. В этот момент исходящее от него свечение вспыхнуло ярче в районе руки, и когда умиротворенно улыбающийся мужчина отошел в сторону, над его головой был виден слабый отблеск того, что испускал священник.Алексей смотрел во все глаза. Прямо сейчас его внутренний скепсис в отношении религии и ее служителей трещал и рушился под давлением увиденных фактов. Ведь случай был не единичный. Каждый, кто отходил в сторону после исповеди, имел над головой слабое свечение неопределенной формы, напоминающее блики на воде в пасмурный день. Отдельное внимание парня привлек его бывший преподаватель. Он долго мялся, сквозь зубы цедя что-то написанное на бумажке. Несчастная шпаргалка уже напоминала туалетную бумагу, так часто он ее мял, комкал и расправлял, периодически оглядываясь на требовательно смотрящую жену. В какой-то момент Дракон не выдержал, окончательно скомкал бумажку и прорычал так, что, не смотря на попытку сдержаться, слышно стало всем.– Да какой в этом всем смысл?! – он потряс зажатой в кулаке бумажкой, – Я знаю, что не святой. Вы это знаете. Я отдал все в приют, как и было сказано! Я даже добавил сверху из своих, чтобы наверняка! Чтобы зарабатывать эти деньги я стал сволочью! Но как иначе? Посмотри на нее, – кивок в сторону жены, – Думаешь я смогу ее удержать на зарплату преподавателя? Да любой симпатичный мажор оставит меня одного! И кем я буду без нее?! Да я прекрасно знал на что иду! И если бы не эта мигрень, я бы так и дальше делал. И даже сейчас я не знаю что хуже, жить с постоянной болью или жить без нее… уйч!Мужчина скривился от сдавившей его плечо руки священника. Понял, что его унесло далеко от сценария и обернулся на жену. Женщина стояла с неестественно прямой спиной, на ее лице застыло смешанное выражение возмущения злости и глубокой обиды, а в глазах стояли из последних сил сдерживаемые слезы. От этой картины Виктор Николаевич дрогнул, будто его ударило током, и стремительно бледнея повернулся обратно к священнику.– Сын мой, – голос отца Александра был твердым, спокойным и достаточно громким, чтобы могла услышать стоявшая чуть в стороне супруга, – Я рад, что ты наконец признался в своих пагубных страстях. И теперь ты можешь видеть, на сколько они разрушительны. Твоя раненая гордыня мечется и разрушает все, что тебе дорого. Эта женщина признала тебя достойным, она любит тебя и заботится о здоровье тела и души. Какие еще тебе нужны доказательства? Перестань слушать только себя. Прими ее слова. Пойми, что ты сам разрушаешь свою жизнь, требуя тешить твою гордыню. Ты САМ делаешь это ежедневно. Думаешь, что ты что-то доказываешь жене? Нет! Каждое такое «доказательство» – это лишь повод, возможность поставить себя выше других, лучше других, и упиваться этими секундами. И чтобы снова и снова кормить свою гордыню ты придумал себе страх, в которой сам же и поверил. Услышь меня! Остановись! Осознай свой грех и отринь его! А пока иди с Богом…Священник перекрестил преподавателя и дал поцеловать крест. Вопреки ожиданиям Алексея, окутавшая голову преподавателя мерзость не только не поглотила вспышку света, но даже не смогла ее как-то ослабить, бессильно клубясь вокруг. Сам же мужчина подошел к жене, аккуратно обнял и с виноватым лицом что-то зашептал на ухо.Так прошло еще минут пятнадцать, после чего началась вторая часть службы, в ходе которой священник все сильнее начинал светиться, а опускающийся на него «луч» все увеличивался в размерах. В момент, когда была вынесена чаша, а люди плавно выстроились в одну цепочку, отец Александр буквально сиял для внутреннего взгляда Алексея, и это сияние передавалось и чаше. Люди подходили и по очереди принимали кусочек просвиры из чаши. И в момент проглатывания их будто бы освещало изнутри тем самым светом,