откинулся на своём стуле, опять пристально глядя мне в глаза, как бы спрашивая меня, готов ли я к такому повороту. Я был готов, а потому сказал:

– Возможно. Не зря же Светлана Караулова возникла в Китае.

– А эта! – президент поморщился. Я понял, что у него не самое лучшее отношение к этой женщине.

– Знаю, знаю, – продолжил он, – её мать после смерти твоего отца оказалась невостребованной в ГРУ. В то время мы потеряли много разведчиков, специалистов, потому что шёл развал силовых структур. Потом она исчезла из поля зрения. Думали, что с ней что-то случилось. Ну, кто-то в бетон закатал, например. Потом она засветилась в некоторых делах теперь уже в качестве киллера. Заделалась, по-видимому, вольнонаёмной. Деньги сделали своё дело. Впрочем, мы не исключаем, что она работает на ЦРУ. Во всяком случае, не гнушалась заказами и от них. Когда подросла дочь, Караулова взяла её в дело. Возможно, именно дочь попробует найти к тебе подход.

– Собственно, я могу ускорить это. Она дала мне телефон для экстренной связи.

Президент по-деловому посмотрел на меня, ожидая продолжения и ничуть не удивляясь тому, что именно ему я рассказываю то, о чём ещё никому не говорил.

– Попробуй. Но помни, это очень опасно.

– Могу я доверять Виктору? – спросил я прямо.

– Думаю, да, – однако, в голосе президента мне послышалась неуверенность. Через несколько мгновений он добавил:

– Генерал Пермяков … ничем не скомпрометировал себя. На протяжении многих лет верой и правдой служит твоему семейству. И Отечеству. Что немаловажно.

Президент сам не знает, кому можно доверять, а кому – нет. Я это понял, и на какое-то мгновение мне стало жаль этого человека. Окружённый свитой придворных, он практически один. И сейчас, общаясь со мной, по факту вербуя меня в свои ряды, он также не доверяет мне. Нет, ни в чём не подозревает. Но и не доверяет. Я решил, что самое время задать ему очень каверзный вопрос:

– Вы не допускаете мысли, что меня закодировали на Ваше устранение? Вдруг кто-нибудь из Вашего окружения сейчас войдёт и скажет кодовое слово? Или Вы сами можете его сказать, потому что часто произносите?

Президент без тени улыбки посмотрел мне прямо в глаза и ответил:

– Мы не нашли в твоём подсознании и тени кода. С тобой работали и сейчас работают тоже наши лучшие специалисты.

Я вопросительно уставился на него, ожидая продолжения, но продолжения не было. Тогда я решил капнуть поглубже:

– Вадим? – спросил я.

– Какой Вадим? Тебе не нужно знать ни имён, ни фамилий, как не нужно знать и самих этих специалистов.

– Мне показалось, что у меня как-то во время медитации был контакт с кем-то из органов, кто назвал себя Вадимом, – ответил я на вопрос президента.

Президент молчал, по-видимому, что-то осмысливая. Не дождавшись продолжения, я спросил его:

– Если есть такие специалисты, разве они не могут прозондировать подсознание других людей и найти ниточки, ведущие к этой организации?

– В том-то и проблема: не получается. Как будто нет никакой организации. По факту – есть. А люди все – как будто чистые.

– Может быть, вашим специалистам всё-таки не хватает профессионализма? В таком случае, нельзя доверять и их заключениям относительно меня.

Я продолжал гнуть свою линию, озвучивая тревожащий меня вопрос: бомба я или нет? Что за тиканье я слышу в себе периодически? Слуховые галлюцинации? Или всё-таки программа? Президент понял мою тревожность.

– Не волнуйся ты так, Олег, – сказал он успокаивающим тоном, – меня есть кому защитить.

– Ну, а если я прямо сейчас превращусь в зомби и накинусь на Вас? Мы же здесь совсем одни, – не унимался я.

– Мы не одни, – ответил президент, – будешь обезврежен, как только попытаешься что-либо сделать.

От души отлегло. Я понял, всё время нашего разговора я на мушке. И это меня не только не испугало, а, наоборот, успокоило и, пожалуй, порадовало. Всё под контролем.

Президент встал. В этот момент дверь распахнулась, и в кабинет-зал вошёл человек, которого я раньше не видел, или которого забыл. Высокий стройный мужчина лет сорока, коротко постриженный, с глубоко посаженными серыми глазами, по-военному приветствовал президента и в ожидании замер перед нами.

– Познакомьтесь, Олег Петрович. Полковник ФСБ Павел Корчагин. Назван своими родителями в честь легендарного героя повести Николая Островского «Как закалялась сталь». Помните?

Президент хитро улыбнулся и пристально посмотрел на меня. Я не помнил. Изучение литературных произведений не входило в программу материалов, загруженных в мою память в последнюю пару месяцев.

– Этому человеку я доверяю полностью. Чего и Вам советую, – продолжил президент, – а потому прошу любить и жаловать, потому что с этого момента Павел Александрович – Ваш телохранитель. И связь с Кремлём. Кроме того, он обладает экстраординарными психологическими способностями и незаметно для кого бы то ни было прощупает Ваше окружение на предмет угроз. Заочно у нас ничего не получилось. Поэтому придётся ему поработать рядом с Вами.

Я естественно не возражал.

– Вот и хорошо, – встал со своего места президент, всем своим видом показывая, что наша встреча подошла к концу.

Павел Корчагин

Павел Александрович Корчагин сразу же приступил к своим обязанностей. Потому возвращался я домой, уже сидя в одной машине вместе с ним. Джон и Сергей ничем не выдали своего отношения к тому факту, что Кремль выделил мне ещё одного телохранителя, который с этого момента должен быть всегда рядом со мной. Их внедорожник, как обычно, сопровождал мой лимузин.

В пути мы молчали. Я осознал, что устал. Нет, не физически. Я устал получать плохие известия. И хотя весть о гибели семьи Олега, которая теперь и моя семья, оказалась ложной, я её всё-таки получил. Так же как вчера получил весть о гибели Вики, а незадолго до этого узнал о гибели учёных, доктора, повара, охранника… И о гибели своей матери, жены и ребёнка. Пора положить этому конец. Но как?

Думая об этом, я почувствовал, как во мне поднялась волна негодования. За всё время, которое я себя помню, я впервые ощутил в себе эту эмоцию. Я понял, что попросту зол. Очень зол на того или тех, кто всё это устроил, кто превратил мою жизнь и жизнь людей, меня окружающих, в кошмар.

Я вспомнил тревожные глаза Семёна, устремлённые на меня, когда сегодня на рассвете мы прощались; мимолётный поцелуй в щёку Наташки, и, наоборот, долгое объятие Лены, которым она, казалось, пыталась остановить мгновение, задержаться хоть так на пороге нашего дома.

Я не поехал в аэропорт. Провожал их Виктор. Мы же с