– Противные! – процедила сквозь зубы Глафира Семеновна, вспомнив об американках, отбивших у ней поклонников. – Только мы, доктор, думаем ехать не домой в Россию. Я хочу тащить мужа в Испанию. Хочется посмотреть испанскую жизнь.

– И это одобряю и завидую вам. Сам бы махнул туда с вами, но обязан моего патрона в Москву сопровождать, ибо так уж уговорился с ним.

– Поедемте, доктор, с нами, – упрашивала его Глафира Семеновна. – С вами мне будет веселее. А то с мужем глаз на глаз интересу мало.

– Нельзя-с. Вы знаете русские пословицы: «Взялся за гуж, так не говори, что не дюж», «Назвался груздем, так полезай в кузов». Так уж я уговорился с моим коммерции советником, чтобы сопровождать его сюда из России и отсюда в Россию, – закончил доктор Потрашов, поклонился и отошел от Глафиры Семеновны.

К ней подходил Николай Иванович и говорил:

– Бюст мой кончен. Теперь ему только сутки хорошенько просушиться. Глина сохнет скоро. Шишка, то есть опухоль под глазом, вышла великолепно.

И он самодовольно улыбнулся.

48

Вечером за чаем, сидя около самовара, Глафира Семеновна сказала мужу:

– Скучно здесь… Довольно пожили… Да и надоело. Поедем в Испанию.

– Куда? – спросил Николай Иванович.

– В Испанию… В Мадрид… А может быть, и дальше. Лучше там покупаемся.

Лицо Николая Ивановича прояснилось.

– В хересовую землю хочешь съездить? Поедем. Об этой земле я давно воображал. Там Херес де ли Фронтера, Малага… Аликанте… Все хорошие вина, – проговорил он.

– Вовсе я тебе предлагаю ехать туда не из-за вин, а просто из-за того, чтоб посмотреть, что это за Испания такая. Какие там люди. Об Испании я много в романах читала. И сколько мы пьес на сцене из испанской жизни видели! Дон Алварес. Пипита, Фернандо… А теперь все это в натуре посмотрим.

– Да ведь и я читал. А стихов-то сколько про испанок!

Ночной зефир струит эфир.

Шумит, бежит Гвадалквивир.

– Вот и в Гвадалквивире докупаемся. А то один пляж да пляж в Биаррице. Право, уж надоело, – подхватила супруга. – Там ведь теплее, чем здесь, в Биаррице, там южнее.

– Да я с удовольствием. Посмотрим испанок, как они с кастаньетами качучу пляшут. Там, говорят, все это прямо на улице. Испанец забренчал на гитаре, а кухарка шла в мелочную лавочку за провизией. Как услыхала звук гитары, сейчас корзину с провизией ставит на землю, вынимает из кармана кастаньеты и жарит качучу во все пятки. Я читал. Там качуча на каждом шагу. И хорошенькие они, говорят, шельмы!

Скинь мантилью, ангел милый.

И явись, как ясный день.

Сквозь чугунные перила

Ножку дивную продень.

– Видишь, я и стихи помню, – похвастался Николай Иванович, продекламировав. – Там каждый шельмец с гитарой. Гитара, кастаньеты и нож испанский.

– Так вот и поедем туда, – еще раз сказала супруга. – Поедем послезавтра. Завтра утром я последний раз выкупаюсь в море, а послезавтра поедем. Лучше же в Мадриде покупаемся в Гвадалквивире. Все-таки разнообразие.

– Да Мадрид не на Гвадалквивире. Вот как вас хорошо в пансионе географии-то учили, – сказал муж.

– А какая же там река?

– Париж на Сене, Лондон на Темзе, Мадрид на Манзанаресе. Видишь, как я знаю. О, я помню, мне за этот Манзанарес как досталось! Я в карцере из-за него, проклятого, в коммерческом училище сидел. И вот зато отлично теперь его помню.

– Ну, вот в Манзанаресе и покупаемся, – проговорила супруга.

Николай Иванович пел:

Вот зашла луна златая.

Тише… Чу, гитары звон…

Вот испанка молодая

Оперлася на балкон.

– Пожалуйста, не козли, – остановила его Глафира Семеновна. – Так едем.

– Сделай, брат, одолжение. Я с удовольствием. Только надо будет книжку испанских разговоров купить. А то ведь по-испански ни ты, ни я ни в зуб.

– И не надо. По-французски-то уж где-нибудь говорят, а где никак не говорят, будем пантомимами объясняться. Поймут. В Турции объяснялись же, а тоже не говорили по-турецки.

– Как не говорили? У меня был с собою словарь общеупотребительных турецких слов, – сказал Николай Иванович.

– И все равно он лежал в саквояже без употребления, – стояла на своем жена.

– Врешь, я по нем разговаривал по-турецки, сколько раз заказывал армяшке самовар ставить, и меня понимали. Нет, книжку испанских слов надо купить. По ней все-таки хоть счет-то, цифры-то будешь знать.

Наутро Николай Иванович купил в книжной лавке в улице Мазагран французско-испанский словарь и путеводитель по Испании Ашетта, а в шляпном магазине испанскую фуражку без козырька, для дороги. Утром Глафира Семеновна выкупалась в море в последний раз. Она была в полосатом костюме и заинтересовала какого-то толстяка в парочке из шелковой небеленой материи. Толстяк имел красное широкое лицо с двойным подбородком и маленькими усиками. Он долго рассматривал ее в большой бинокль, что ей доставило большое удовольствие, и она проделала перед ним все свои балетные позы, ложась на руки беньера. Это ее несколько примирило с Биаррицем. Гуляя после купания на пляже, она спросила у Оглоткова про толстяка, кто он такой. Оглотков всех знал и отвечал:

– Румын. Румынский князь… Боярин… Бояр, как их здесь называют французы. Ужасный дурак, – прибавил он про толстяка. – Вчера весь вечер, играя в казино в лошадки, ставил все на одну и ту же лошадь и продул изрядное количество франков.

Супруги Ивановы сообщили Оглоткову, что они завтра едут в Испанию, в Мадрид.

– Одобряю. Это совсем по-аристократически, в тоне. Здесь часто так делают, – сказал Оглотков. – Насмотрятся здесь на маленький бой быков, а потом едут в Мадрид смотреть на большие бои быков.

– Поедемте с нами. Я с мужем… Вы с вашей супругой. Нам будет веселее, – пригласила его Глафира Семеновна.

– С удовольствием бы поехал, но не могу. Я был в Испании, но не был в Мадриде. Я доезжал только до Сан-Себастьяно, чтобы видеть настоящий бой быков, а это отсюда из Биаррица рукой подать. Но мы здесь, в Биаррице, тоже долго не останемся и переедем в Париж. Наша партия лаун-тенниса едет в Париж и проживет там недели полторы. Это тоже в тоне высшего круга. А я не могу отстать от них. У нас там, в Париже, назначено два обеда и два завтрака. На этих обедах я познакомлюсь с двумя-тремя французскими сенаторами. По всем вероятиям, Зола с нами обедать будет, потом знаменитая французская актриса… Как ее?.. Ну, да все равно. Вот и этот румынский бояр, о котором