а ты не хотел? Ха-ха-ха!

– Кира.

– Как это мило!

В метро Кира заснула, положив голову на плечо Роману.

На третий день они снова гуляли по студенческому городку и радовались, заметив в зарослях белку. Когда они присели на скамейку, Роман вытащил из портфеля два банана и протянул один Кире. В ее улыбке промелькнула хитринка.

– Сюрприз, значит. У меня тоже.

И вынула два огурца.

К финалу незатейливой трапезы поднялся ветер. Кира моментально озябла в блузке и в красной юбке и прижалась к Роману. Он обнял ее. В момент, когда его губы прикоснулись к ее щеке, на асфальт сорвались дождевые капли.

– Только не дождь! – взмолилась Кира.

За первыми каплями последовало затишье.

– Ты хоть целовался когда-нибудь? – спросила Кира.

– Разумеется. На утреннике, на выпускном, на студенческой вечеринке.

Насчет вечеринки Роман приврал.

– Тогда давай.

Затяжной поцелуй прервался из-за второй серии редких капель. Кира с досадой смахнула одну из них с колена.

– Опя-я-ять, – протянула она.

Вняв ее совету, дождь замолк.

Через секунду разразился ливень, как в день потопа.

– А-а-а! Бежим! – закричала Кира и вскочила со скамейки.

Роман устремился за ней, на ходу бросая в урну банановую кожуру. До метро они неслись как заведенные, тормозя лишь на светофорах. На перроне Роману открылось, что насквозь промокли не только кеды и одежда, но и купюры в кошельке. Кире повезло не больше. Ее голову с роскошными рыжими прядями точно окатили ведром воды.

– Я страшная! – утверждала Кира.

– Ничуть.

– Страшная, говорю!

После очередного поцелуя Кира, заглянув в глаза Роману, произнесла:

– Только обещай: никаких совместных селфи. И никаких полетов в Турцию, Грецию и Египет. Это так убого.

– Обещаю. Куда бы ты хотела?

– В Кению. И в Ирландию.

– Я тоже за Ирландию. И за Чехию.

В разгар ночной переписки Кира сказала: «Нам надо скорей начать трахаться. Я постоянно отгоняю сомнения, что у тебя не получится». Вдогонку она отправила другое сообщение: «Что у нас не получится».

На следующее утро Роман созвонился с Юрой Седовым, счастливым обладателем однушки в Черемушках, и охарактеризовал свое положение. Все совпадало: неделю назад Юра расстался с очередной пассией, он не собирался на пары, а у Киры был библиотечный день. Роман заехал за ней в общагу и повез ее по оранжевой ветке к Седову, по пути обрисовывая план. Кира воспротивилась.

– Твой Юра совсем меня не знает.

– Это не проблема. Он славный парень и понимает ситуацию.

– Он подумает, что я шлюха.

– Ничего он не подумает. Во-первых, ни внешностью, ни манерами ты на шлюху не похожа. Во-вторых, Юра в курсе, что я с развратными барышнями не связываюсь.

– Правда?

– На сто процентов.

Через секунду Кира снова возроптала.

– Вдруг у нас не выйдет?

– С чего бы?

– Смотри. У меня опыт – раз и обчелся. Про тебя я вообще молчу.

– Мы справимся.

– Не справимся мы.

Роман сжал кулаки.

– Ты отличный мотиватор, – сказал он. – Умеешь снять напряжение.

– Что ты сразу злишься? Я же волнуюсь.

Юра предстал перед гостями в полосатых шортах и в синей футболке с рисунком клоуна, пожиравшего юный месяц со звездного неба. Пока кипятился чайник, Седов познакомился с Кирой, рассказал о происхождении названия «Черемушки» и вкратце выразил свое отношение к ЕГЭ.

– Систему нужно сносить, – заключил Юра.

Во время чая он увлекся философскими рассуждениями.

– Гуманитарии отличаются от обычных людей. Филологов это особенно касается. Особенно парней. У всех у нас экзистенциальный кризис. Мы осознаем, как устроен дискурс. Это осознание наводит тоску, так как противостоять дискурсу мы не умеем. Прибавь к этому саморытье, самокопание, когнитивный диссонанс, выпадение из парадигмы. И я, и Рома – все мы заложники дискурса.

Кира кивала с понимающим видом.

– Девушки-филологи больше похожи на нормальных, но и у них тоже башня немного скошенная. Чуть что не так, сразу Достоевского вспоминают, Толстого. Замороченные существа.

Вскоре Юра притворился, что у него возникли срочные дела, и попросил Романа закрыть за ним. Уже на пороге Седов шепотом сообщил, что будет ждать телефонного звонка.

– Я на тумбочку рядом с холодильником пиво поставил. Если пропадет, шуметь не стану, – намекнул Юра напоследок. – Успешной тебе инициации.

После ухода друга Роман озадаченно опустился на диван. Слова иссякли. Кира села ему на колени и обвила руками его шею.

Они и вообразить не могли, как просто все сложится. Лишь однажды Кира перевела дыхание и уточнила:

– Ты это… Не кончил?

– Вроде нет, – пошутил Роман.

– В смысле? – Кира отпрянула. – Как это «вроде нет»?

– Не кончил. Точно.

– Не пугай меня.

– Все равно презерватив.

– Ну и что.

Когда они оделись и постелили на диван слезшее на пол покрывало, Роман принес бутылку имбирного эля, избавился от пробки и протянул Кире.

– Первый глоток твой.

Она отпила и всмотрелась в Романа.

– Так, замри. Не шевелись. Вот так. Кажется, ты не изменился.

Утомленный Роман присел рядом с Кирой и аккуратно взял бутылку из ее рук. Девушка прильнула к нему.

– Рома. Ты мне дорог.

– Ты бесценна.

– Я люблю тебя.

– Я люблю тебя.

Простившись с Кирой вечером, Роман неизвестно почему поехал на Таганку и выпил две кружки стаута в пабе «Джон Донн». Вывалившись на улицу, одурманенный филолог вызвал такси и всю дорогу с раскрытым ртом слушал рассказы водителя о наркотиках. Таксист со стеклянными глазами растолковывал, как правильно курить марихуану и нюхать кокаин, как крутит кости во время героиновой ломки.

Глубокой ночью Кира отправила эсэмэс: «Ты все сделал как надо. Спасибо тебе».

В голове Романа вертелся вопрос: неужели все это счастье – для него?

Маркова – звучная фамилия.

Кира обладала удивительно проницательными глазами, здраво рассуждала о различиях между Хаксли и Оруэллом и мечтала стать археологом. Она не любила цветов и была из тех убежденных веганов, которые не едят яиц, не пьют молока и пристально изучают состав печенья или шампуня перед покупкой. Поначалу Роман беспокоился, что Кира начнет проповедовать свои убеждения, но ошибся. Они условились, что, будучи вдвоем в кафе и столовых, берут исключительно растительные блюда и не касаются неудобной темы в разговорах. Роман угощал Киру латте с соевым молоком и банановым мороженым.

Иногда Кира позволяла себе сыронизировать:

– А кто-то у нас по-прежнему мертвечиной питается.

Впрочем, говорила она это беззлобно.

Умная, привлекательная, честная. Добрая, само собой. В меру тронутая. И пишет грамотно. Пусть порой и пропускает запятые.

Кира носила бабушкин крестик и симпатизировала буддизму, хотя ее неуемная натура не сочеталась ни с христианской строгостью, ни с буддийской бесстрастностью.

Кира призналась, что ее с детства мучает странный вопрос.

– Помнишь, однажды Карлсон внезапно