— Знаете, а мне тоже понравилось. Честное слово! Хотя и было страшновато.

Из актового зала появилась Лена Зосимова. Она прикрыла за собой дверь — оставила только узкую щель, из которой доносились звуки марша. Лена взглянула на собравшихся в коридоре школьников, решительно прошла к столу, взяла графин. Воду в стакан она налила уверенно — её рука не дрогнула. Лена залпом опустошила на четверть заполненный стакан и шумно выдохнула. Пилотка на её голове вновь покосилась, будто от усталости. Зосимова похвалила меня и Лёшу. Сказала, чтобы мы не расслаблялись и не отвлекались. Сообщила, что нам сегодня ещё предстояло сделать «много работы». Задержала взгляд на Иришке.

— Хорошая причёска, — сказала она. — Лукина, она тебе очень идёт. Ты прямо… расцвела.

Иришка улыбнулась.

Обронила:

— Спасибо.

Она стрельнула глазами в лицо Тюляева. Генка и не спускал с лица моей двоюродной сестры глаз.

Их взгляды встретились.

На Генкиных скулах вспыхнул румянец — с Иришкиных щёк румянец и не сходил, будто она лишь минуту назад явилась с мороза.

Зосимова усмехнулась, повернула лицо в мою сторону.

— Василий, скоро твой выход, — напомнила она. — Помни: на этот раз ты выступишь один. Не сомневаюсь, что ты справишься. С удовольствием тебя послушаю.

Она глубоко вдохнула и шагнула к входу в актовый зал. Стиснула в руках папку.

Взглянула на меня через плечо и сказала:

— Удачи тебе, Вася.

— Спасибо, Лена, — ответил я. — Тебе тоже удачи. Всё будет хорошо.

* * *

— … Музыка Василия Соловьёва-Седого, слова Александра Чуркина, — объявила Зосимова. — Песня называется «Вечер на рейде». Исполняет ученик десятого «Б» класса нашей школы Василий Пиняев.

Я переступил порог зала и решительно подошёл к сцене. Взбежал по ступеням. Зал встретил меня овациями и улыбками. Я вновь поприветствовал гостей школы взмахом руки. Демонстративно улыбнулся ведущей концерта — Лена прошла мимо меня к лестнице, на ходу поправила пилотку. За пианино я не сел. Взял в руки гитару, набросил на себя ремешок. Первые аккорды отыграл, пока шёл к краю подмостков. Гитарный гриф будто бы в нетерпении задрожал у меня под рукой. Поскрипывали под ногами доски. Я остановился, нашёл взглядом лицо Натальи Андреевны Ивановой, у которой на груди блеснула медаль «За оборону Ленинграда».

Иванова улыбнулась — печально. Положила голову на плечо мужа.

— Споемте, друзья, ведь завтра в поход, — запел я, — уйдем в предрассветный туман. Споем веселей, пусть нам подпоет седой боевой капитан…

При подготовке сегодняшнего репертуара я чаще всего спрашивал у Эммы не слова песен. Потому что их слова я помнил прекрасно. Меня интересовала дата создания той или иной музыкальной композиции. От исполнения многих прекрасных песен я сегодня отказался лишь по причине того, что сейчас (в начале тысяча девятьсот шестьдесят шестого года) их ещё не написали. Поэтому я и выспрашивал у своей виртуальной помощницы даты создания того или иного советского шлягера — с сожалением слышал о том, что любимые мною песни ещё не прозвучали с экранов кинотеатров и со сцен концертных залов.

— … Прощай, любимый город! Уходим завтра в море…

Несколько раз я поинтересовался у Эммы историей создания той или иной музыкальной композиции. Выяснял, уместно ли исполнить её на сегодняшнем концерте. Выслушал я и историю песни «Вечер на рейде». Эмма сообщила, что «Вечер на рейде» — одна из первых песен войны. Написана она в Ленинграде, который стал прифронтовым городом уже в первые месяцы Великой Отечественной войны. Поэт и композитор, посвятили её морякам, защищавшим подступы к Ленинграду. Я подумал, когда только что поднимался на сцену: Чуркин и Соловьёв-Седой сочиняли эту песню, а где-то рядом с ними уже трудилась ради победы двенадцатилетняя Наташа, будущая жена нашего Ильи Муромца.

— … О дружбе большой, о службе морской, — пел я, — подтянем дружнее, друзья!..

Понял, что не только я помнил историю создания этой песни: в глазах Натальи Андреевны Ивановой блеснули слёзы. Иванова уже не смотрела на меня. Её взгляд сместился в сторону от моего лица. Словно его отвлекли навеянные моим пением образы. Я пробежался глазами по лицам замерших в зале гостей. Отметил, что в звучание моего голоса и в музыку не вклинивались сейчас даже скрипы кресел. Увидел, как Иришкина мама шевелила губами: подпевала мне. Виктор Семёнович Лукин тоже не спускал с меня глаз, поглаживал жену по руке. Смотрели на меня и Некрасовы. Я заметил, как директриса стёрла платком со щёк слёзы.

Допел:

— … И ранней порой мелькнёт за кормой знакомый платок голубой.

Я отыграл финальные аккорды. Две секунды стоял на сцене при полной тишине (мне почудилось, что я различил звучавшие в школьном спортзале детские голоса). Затем услышал первые робкие хлопки. Это были первые покатившиеся по горному склону камешки — они породили лавину оваций. Я подумал, что дожидавшиеся своей очереди выйти на сцену в спортивном зале юные артисты наверняка услышали звуки порождённой моим пением бури. Представил, как они сейчас притихли, прислушивались. Я улыбнулся, поблагодарил зрителей — мои слова никто не услышал. Я прошёл к пианино, прислонил к стене гитару.

У самой лестницы я едва не столкнулся с Зосимовой. Лена придержала меня за руку, привстала на цыпочки. Шепнула, чтобы я не уходил из зала, дождался её около сцены. Сообщила: директриса хочет со мной поговорить. Я вновь поправил на голове ведущей концерта непослушную пилотку, кивнул. Спустился по лестнице, взглянул в сторону приоткрытой двери служебного хода (заметил сквозь щель кончик носа притаившегося в коридоре около двери комсомольца). Подошёл к стене и стал под портретом Энгельса. Снова улыбнулся гостям, смотревшим на меня с мест в зрительном зале.

Взглянул туда, где стояли Лидия Николаевна и её муж. Клавдию Ивановну рядом с ними не увидел. Заметил между рядами кресел движение — буквально по ногам других гостей в мою сторону пробиралась Наталья Андреевна Иванова. Жена Ильи Муромца преодолела разделявшее нас расстояние. Шмыгнула носом, улыбнулась. Посмотрела мне в глаза. Решительно схватила мою голову двумя руками, расцеловала меня в щёки. Я вдохнул запах её духов. Увидел, как со своего места мне шутливо погрозил пальцем Илья Фёдорович. Жест мужа заметила и Наталья Андреевна.

Она отмахнулась от него, поправила воротник моей рубашки, прошептала:

— Молодец, Вася.

Иванова вновь шмыгнула носом, направилась к своему месту (на этот раз уже неторопливо и глядя под ноги).

— … Встречайте! — сказала стоявшая на сцене Зосимова. — Школьный хор «Дети Октября»!..