Выступим, Лёша, — сказал я. — Как минимум: следующий номер наш. И ещё три песни в финале первой части концерта. Те песни, которые мы с тобой репетировали дольше других.

Я плеснул в стакан воду из графина, смочил горло. Отметил, что в актовом зале стихла музыка. Услышал звуки аплодисментов — они не заглушили печальный вздох Черепанова.

— Вася споёт всего лишь три песни, — проворчала Иришка. — Потом мы полконцерта будем смотреть на эту Клубничкину. Гадство-то какое. Отменили спектакль, так уже оставили бы всё, как есть!

Лукина махнула рукой.

Я заметил, как Надя извлекла из кармана карамельку и протянула её Лёше. Черепанов бросил конфетную обёртку на кучу других фантиков, что лежали рядом с ним на столе. Сунул карамельку в рот, раскрошил её зубами.

— Надеюсь, Светка во время спектакля слова забудет, — проворчала Лукина, — или споткнётся.

Я взглянул на Черепанова и сказал:

— Лёша, приготовься. Сейчас выходим.

Алексей кивнул, заработал челюстями — захрустел конфетой.

Из актового зала один за другим вышли хористы. Они растерянно моргали, словно ослеплённые яркой вспышкой или ошеломлённые своим собственным выступлением и реакцией на него публики.

Детей встречал Максим Григорьевич. Он громко нахваливал их пение, руками разворачивал детей в сторону входа в спортзал. Школьники послушно меняли направление движения, точно шли во сне.

Я махнул рукой — Черепанов вскочил со стула, вытер о ткань пиджака ладони. Он взглянул на Степанову. Надя ему улыбнулась.

Иришка подошла к двери, вытянула шею и выглянула в зал.

Овации публики стихли.

Я услышал голос Зосимовой.

— … Хористы молодцы, — сказала Лена. — Они ещё вернутся, и порадует нас своим пением. А сейчас я снова приглашаю на эту сцену учеников десятого «Б» класса нашей школы Василия Пиняева и Алексея Черепанова. Ребята исполнят для вас…

Радостные возгласы и аплодисменты заглушили слова Лены.

— … Музыка Матвея Блантера, стихи Михаила Исаковского, — объявила Зосимова. — «Катюша»!

Я вошёл в зал и поспешил к лестнице. Поднялся на сцену, подошёл к ведущей. Улыбнулся зрителям. Краем глаза заметил, как слегка неуклюже взобрался по ступеням Черепанов.

Отрепетированным жестом Лёша поприветствовал публику и прошёл к пианино. Лена спустилась в зал. Голоса гостей школы стали тише, меня рассматривали десятки пар глаз.

Алексей раскрыл нотную тетрадь. Сделал он это скорее по привычке, нежели из необходимости. Я не сомневался: музыку этой песни Черепанов сыграл бы, не глядя на ноты.

Я снова повернулся лицом к залу и сказал:

— Товарищи, я уверен: вы все прекрасно знаете слова песни, которую мы с Алексеем сейчас исполним. Поэтому прошу вас: не стесняйтесь — подпевайте. Как говорил Владимир Владимирович Маяковский: «Голос единицы тоньше писка. Кто его услышит? Разве жена! И то если не на базаре, а близко…»

— Ты громко пищишь! — крикнули из зала.

Я узнал голос. Отыскал взглядом его владелицу: Наталью Андреевну Иванову.

Ответил:

— Согласен с вами. Мой писк неплохо натренирован и отрепетирован.

Сидевшая в зале публика отреагировала на мои слова смехом.

Я заметил, что после моих слов повеселел даже Леонид Аристархович Некрасов — он продемонстрировал мне свою искривлённую старыми ожогами улыбку.

— Надеюсь, вы всё же поддержите меня, — сказал я. — Не сомневаюсь, что все вместе мы споём превосходно.

Обернулся и скомандовал:

— Лёша, поехали.

Черепанов кивнул и опустил руки на клавиши. Прозвучали первые ноты. Я улыбнулся, скользнул взглядом по лицам сидевших в зале людей — мой взгляд встречали улыбками.

Я заметил, как гости распрямили спины.

Вдохнул и пропел:

— Расцветали яблони и груши, поплыли туманы над рекой…

Увидел, что мой призыв всё же услышали: работники тракторного завода и педагоги сорок восьмой школы пошевелили губами.

Я не услышал, но прочёл по губам, как они повторяли за мной:

— … Выходила на берег Катюша, на высокий берег на крутой…

* * *

Я солировал.

Мне сейчас подпевали множество голосов.

Я видел, что пел даже поддавшийся общему настроению Черепанов.

— Расцветали яблони и груши, поплыли туманы над рекой…

В составе такого большого и разноголосого хора я выступил впервые.

Отметил, что в актовом зале сейчас не было слушателей — только исполнители.

Люди уже не стеснялись, пели в полный голос:

— … Выходила на берег Катюша, на высокий берег на крутой!

Лёша отыграл финал композиции. Будто бы с сожалением опустил руки.

Музыка смолкла, смолкли и голоса певцов.

Я замер на краю сцены и похлопал в ладоши.

Воскликнул:

— Браво! Спасибо! Это было здорово!

Сидевшие в зале люди переглянулись. Они тоже поаплодировали — на этот раз не только мне и Лёше, но и друг другу, и самим себе. Гости концерта (ненадолго ставшие его участниками) улыбались, обменивались впечатлениями о совместном пении.

Мы с Алексеем исполнили ритуал: поблагодарили публику за внимание. Я заметил, что Лёша в этот раз держался на ногах уверенно. И всё же я придержал его за плечо, когда мы спускались по ступеням со сцены.

Публика словно опомнилась: проводила нас персональными овациями. Люди вставали с мест, поворачивались в нашу сторону, хлопали в ладоши. Скрипели кресла, шаркали по полу ноги, звучали голоса и смех.

Прошагавшая мимо нас Зосимова показала поднятый вверх большой палец.

Она шепнула мне на ходу:

— Молодцы, мальчишки.

Вслед за Лёшей я дошёл до предусмотрительно распахнутой двери служебного выхода. Шагнул через порог в прохладу школьного коридора. Услышал за спиной, как ведущая объявила следующий концертный номер.

Я посторонился, пропустил в зал улыбчивых балалаечников. К нам подошла Надя Степанова. Она плеснула в стакан воду, напоила Черепанова. Алексей уселся на стул, прижался спиной к стене, запрокинул голову.

— Клёво мы выступили, правда? — сказал он. — Надя, ты слышала, как мы пели?

Степанова сообщила, что тоже нам подпевала: вместе со всеми. Призналась, что видела «сквозь щель» наше выступление. Ещё она сказала, что Иришка пошла к кабинету директрисы — там сейчас собрались участники школьной театральной студии.

Пару минут мы обменивались репликами. Пока со стороны гардероба в ведущий к спортзалу коридор ни вошла Лукина. Моя двоюродная сестра не забыла мои наставления: она шагала с прямой спиной. Хмурилась, покусывала губы.

Иришка подошла к нам, сообщила:

— Они всё ещё там, у директрисы.

Лукина схватила меня за руку — я почувствовал, что кончики её пальцев были холодными.

— Кто, они? — спросил Черепанов.

— Генка, Ермолаевы и Клубничкина, — ответила Надя.

Лукина кивнула.

— Дверь закрыта, — сказала она. — Я не услышала, о чём они говорили.