полюбила. Из номера вскоре ушла, дружба сохранилась.

Глаз в Госиздате останавливать не на ком

кроме как на товарище Брюхоненко.

Дарственная надпись на книге «Мы и прадеды» для Натальи Брюханенко – третьей Натальи в жизни Маяковского середины и конца 20-х годов. Сделана в день знакомства. Опубликована в ее воспоминаниях.

Эксперимент с изысканной рифмой на фамилию легко и просто обращается в комплимент.

НАТАЛОЧКЕ АЛЕКСАНДРОВНЕ

Гулять, встречаться, есть и пить

Давай, держись минуты сказанной.

Друг друга можно не любить,

Но аккуратным быть обязаны.

Надпись Наталье Брюханенко на томе собрания сочинений Маяковского. Опубликована в воспоминаниях. Возможно, правильно не «держись», а «держась».

Наталья подробно описывает, как Маяковский отучал ее опаздывать на свидания, специально подарил часы, чтобы у нее не было отговорок, и, наконец, сделав эту надпись, заставил ее расписаться: «Согласна». Второй раз в ее мемуарах встречается переделка одного и того же стиха Некрасова – здесь, понятно, гораздо серьезней, чем «…но зубы чистить ты обязан». Хотя для гигиениста Маяковского и то было достаточно серьезно.

СТИХИ В ИЗЯЩНОМ СТИЛЕ

Мы посылаем эти розы Вам,

чтоб жизнь казалась в свете розовом.

Увянут розы… а затем мы

к стопам повергнем хризантемы.

Маркиз W. M.

ПРИМЕЧАНИЕ I

Один (не воз!).

Поить водой.

Чтоб цвел и рос

вдвоем с Татой.

ПРИМЕЧАНИЕ II

Я в зависть взят

проклятый – стой!

где мне нельзя

стоять с Татой.

Записки, оставленные Татьяне (Тате) Яковлевой при отъезде из Парижа. Прикладывались к цветам, заказанным Маяковским для нее. Сохранились в архиве Татьяны. Впервые опубликованы Романом Якобсоном, который сделал роман поэта с Яковлевой (до того известный хоть и широко, но по слухам) достоянием всей читающей публики.

Парижская жизнь Маяковского в последние приезды была более светской, чем прежде. У Таты была модная профессия (шляпница), и, видимо, не случайно поэт выбрал галантный тон, которого обычно избегал, и подписался «маркизом». Рифмы в основном послании выбраны не просто сложные, а именно изысканные, но притом введены отсылки к романсовым банальностям, лишь слегка окрашенные иронией.

«Примечания», в отличие от основного катрена, – внешне корявые и довольно темные стихи. Но «Примечание II» эксплуатирует один из самых распространенных и давно опошленных мотивов галантного стихотворства: зависть к предмету, принадлежащему возлюбленной. (Один из самых известных примеров – «Красавице, которая нюхала табак» юного Пушкина.) В то же время в строке «проклятый – стой!» можно увидеть не обязательную, но соблазнительную перекличку со стихом из «Двенадцати» Блока, где есть яркий и, видимо, намеренный сдвиг: «Утек, подлец! Ужо, постой…» Когда Татьяна вышла замуж за виконта, все это приобрело вид пророчества.

Маяковский такой же огромный детина, только поглубже легли складки на лице по сравнению с тем, когда он был «красивый, 22-летний». Он влюблен в племянницу Саши-Яши (Александра Яковлева. – Г. А.), красивую и развязную девицу…

Сергей Прокофьев

МИЛОМУ НОРИКУ

Избавясь от смертельного насморка и чиха,

приветствую Вас, товарищ врачиха.

Сохранившаяся записка Веронике Полонской – того же типа, что и записки Лиле.

Маяковский в последние годы часто простужался и тяжело переносил простуды. Нездоров он был и перед самым выстрелом в себя. А пока (предыдущим летом) Нора еще могла способствовать его выздоровлению.

«Любящие Маяковского!» —

                 да ведь это ж династия

                                            на сердце

сумасшедшего восшедших цариц.

«Облако в штанах» (1914–1915)

Игра с товарищами

В экспромтах Маяковского, адресованных друзьям, весь смысл почти всегда в трудной, обычно составной рифме на фамилию. Такими играми русские стихотворцы занимались давно. Как предшественники Маяковского известны мастер каламбурных рифм Дмитрий Минаев (например, «курбеты – не Курбе ты») и Лев Мей:

Ну-с, господин Аскоченский,

Извольте, вам наточен-с кий.

Некрасов в молодости рифмовал «Боржия – не топор же я». У Маяковского такие рифмы могут встречаться в самых патетических местах (во «Флейте-позвоночнике»: «шагов мну – Гофману», «от тебя лик – Бялик»). В экспромтах же Маяковский и тут отличается от предшественников главным образом продуктивностью.

Все известные нам экспромты в этом роде сочинены не позже 1922 года. И действительно, после «Про это» рифма Маяковского становится менее экстравагантной. В частности, составные рифмы он применял теперь довольно редко – лишь в особых случаях (например, трижды подряд в последних строках поэмы «Хорошо!»). Правда, в «Послании пролетарским поэтам» (1926) появилась составная, да еще диссонансная рифма на фамилию: «без маски – Безыменский», но это тоже исключительный случай. (Еще вспомним в экспромте «не на ком – Брюхоненко».) Поэтому и постоянная работа над такими рифмами стала ненужной.

Бегемот в реку шнырял,

обалдев от Кушныря.

Записано на большом листе в петербургской квартире Бриков и опубликовано в воспоминаниях Лили. «Кушнырь» – поэт Борис Кушнер. Очень редкий в стихотворческой практике Маяковского случай дружеского (а не любовного) подтрунивания.

Стихотворение, на наш взгляд, не доработано: звуки подсказывают не «обалдев», а «ошалев». Можно допустить ошибку памяти, но здесь это вряд ли: аллитерация затем и нужна, чтобы стихи лучше запоминались.

Вдвое больше б написал для Жевержеева,

каб не боялся попортить «верже» его.

Запись в альбоме Левкия Жевержеева – спонсора футуристов, арендатора театра «Луна-парк», где была поставлена трагедия «Владимир Маяковский». Самому Жевержееву принадлежал Троицкий театр, в котором проходили футуристические диспуты. Альбом ныне издан.

Неизменный здоровый оптимизм Маяковского прекрасно действовал на окружающих. Я не помню случая, чтобы в его присутствии бывало скучно… И при всем том никогда не приходила в голову мысль, что Маяковский «шутник», несмотря на то, что он любил веселую, жизнерадостную шутку.

Левкий Жевержеев

Жевержеев был человек богатый, и альбом его тоже должен был быть не дешев. Очень может быть, что бумага в альбоме действительно была вержированная (ручной работы, с видимыми на просвет полосками от бумажного решета). Поэтический же смысл экспромта – в рифме и ни в чем другом.