силу воли, чтобы не выхватить палочку и не забросать рыжего проклятиями.

— У меня с Джинни было то же самое, — сказала Гермиона. — Когда она утром спускалась по лестнице, я чуть не кинула в неё заклятие-подножку. Одно дело, когда тебе говорят об их предательстве и ты это просто знаешь, но когда я её увидела, всё это ощутилось таким... настоящим. К счастью, я сумела успокоиться и ничего необдуманного не сделала.

— А как ты это сделала? Успокоилась, в смысле? — спросил Гарри, всё ещё сверля взглядом храпящего Рона.

— Представив её выражение лица, когда этим утром я тебя поцелую, — ответила Гермиона. — И я не планирую ограничиться лёгким касанием губ. Если уж она хочет ревности, мы её обеспечим и без всяких дурацких зелий. Но вот что до причинения вреда, эта Джинни пока ещё не сделала ничего из того, что планировала. И теперь уже не сделает.

— Верно. Но Рона мне всё равно хочется проклясть. Он тебе навредил.

— Вообще-то ещё нет, и тот Рон, что спит наверху, уже не навредит, — возразила Гермиона. — Однако я размышляла о нём. Я... я знаю, что он долго был нашим

45/821

другом, но не уверена, что сможет им остаться. Не после того, что мы узнали.

Гарри отвёл взгляд от кровати, в которой лежал обсуждаемый ими человек, и вздохнул:

— Согласен. И потом, как я уже говорил, если тебе станет неуютно, мы можем просто порвать с ними все контакты.

— Хотелось бы, чтобы он увидел наш поцелуй этим утром, но он ещё долго не проснётся после вчерашнего матча. Он же там был ‘героем’! Возможно, стоит попробовать снова свести его с Лавандой. Услышать то, как она снова его зовёт ‘Бон-Бон’, без ревности было бы весьма весело.

Гарри мысленно хохотнул:

— Звучит шикарно. Итак, мне нельзя его проклинать, но и игнорировать его мы пока не можем, ведь такое резкое изменение поведения может выглядеть подозрительным.

— Верно. Но если он и Джинни уже что-то замыслили, того, что мы встречаемся, наверняка будет достаточно, чтобы они выкинули что-нибудь... такое, чтобы мы прекратили с ними общение.

— Весьма вероятно, но нам стоит проявлять осторожность. Их ревность может заставить их сделать и что-то похуже, чем подлить зелье.

— Я бы и так их остерегалась, — ответила Гермиона.

Она бросила через гостиную взгляд на рыжую девушку, которую раньше считала подругой.

— А ты давно проснулась?

— Около часа назад. Лаванда, сам знаешь, далеко не самый тихий человек в замке. И когда я проснулась, я начала размышлять о том, что нам вскоре надо сделать.

— И что ещё надумала? — спросил Гарри.

— Например, Хагрид. Нам нужно предупредить его об Амбридж. Он наверняка уже догадывается, но, может быть, позже мы дадим ему знать, в какую ночь всё произойдёт. Надеюсь, тогда профессор МакГонагалл не попадёт в Мунго.

— А почему бы нам не предложить ему скрыться прямо сейчас?

— Хочешь сам учить Грохха английскому?

— И то верно, — вздохнул Гарри. — И кстати, мы ведь дали обещание, да?

— Два года назад, но да.

— И значит, сегодня нам нужно провести время с Роном и рассказать ему о Гроххе, как и в прошлый раз.

 

46/821

— Пока не заимеем вескую причину перестать с ним дружить, будем вести себя, как обычно. И потом, Хагрид может сам упомянуть Грохха.

— Об этом я не подумал, — признал Гарри.

— О Мерлин, я только что сообразила: он же будет болтать об этом дурацком матче, да? О каждом отбитом мяче.

— Вероятно, — согласился Гарри, услышав в ответ мысленный вздох своей жены.

Рон издал очередной громкий всхрап. Гарри покосился на Невилла и протёр глаза:

— Ты уже в гостиной?

— Да, жду тебя. Но не торопись, у меня с собой книга.

— И твой самый любимый муж, с которым можно поговорить? — хитрым тоном поинтересовался Гарри.

— Самый любимый? Поскольку ты мой единственный, ты заодно и наименее любимый, — мысленно усмехнулась девушка.

— Ну что ж, ты меня уела.

— После завтрака сходим к профессору МакГонагалл?

— Да, конечно.

— И захвати с собой зеркало, — посоветовала Гермиона. — Что-то мне подсказывает, что ты захочешь поговорить с Сириусом.

— Сириус... — подумал Гарри, начиная быстро одеваться. — Ты меня слишком хорошо знаешь, да?

— Лучше любого другого, — ответила Гермиона. И Гарри знал, что она права.

— А где мы будем с ним разговаривать?

— В Выручай-комнате, где же ещё?

Мысли о волшебной комнате, отвечающей нуждам в неё заходящих, заставила Гарри снова посмотреть на Невилла, который уже собирался выходить из спальни. Для Гарри прошло меньше суток с того момента, когда он видел его сражающимся с Пожирателями и дерзящим самому Волан-де-Морту. Он вспомнил о той борьбе, что Невилл вёл в школе, пока Гарри с Гермионой и Роном охотились за крестражами.

— Не в этот раз, друг. Гермиона, занеси в этот свой список ещё и Невилла.

— Он уже там, Гарри. Он же всегда был тебе верен, — ‘в отличие от некоторых’ осталось невысказанным.

— А ещё Полумна, — вспомнил Гарри.

47/821

Он услышал мысленный вздох Гермионы:

— Конечно, но я не собираюсь искать этих её морщинистых чего-то там. Но другом она была хорошим. Даже сражалась с Беллатрисой вместе со мной и Джинни.

— Да, я видел. Кстати, ты же не видела её спальню, да? Когда мы были в их доме, перед нападением Пожирателей.

— Нет, а что?

В разуме Гермионы возникло изображение потолка в спальне Полумны. На неё смотрели пять удивительно точно выписанных лиц. У девушки перехватило дыхание, когда она увидела, что эти лица принадлежат ей, Гарри, Рону, Джинни и Невиллу. Портреты соединяли пять тонких золотых цепочек, образующих элегантный узор.

— Посмотри внимательней, — сказал Гарри, и один из участков цепи стал более отчётливым.

Гермиону захлестнула волна нежности, когда она поняла, что цепи состоят из многократно повторённого слова ‘друзья’.

— Это великолепно, — воскликнула девушка. — Она, наверное, всё лето это рисовала!

— Очень трогательно, правда?

— Да...

Гермиона ощутила лёгкую грусть, вспомнив, как она порой обращалась с Полумной.

— Я думаю, после событий в Министерстве она стала более уверенной в себе, прямо как Невилл, — сказал Гарри. — Не уверен, как достичь