Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних просмотр данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕН! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту pbn.book@gmail.com для удаления материала
Книга "Ко всем бурям лицом - Анатолий Иванович Трофимов", стр. 29
Кстати, о купании. На воде Нина держалась не хуже подруг, никогда и ничем не болевших.
Все это убеждало майора Репрынцева, что загадочная биография Нины с каким-то умыслом подправлена.
Активизировали работу. Запросы, разосланные во все милицейские органы страны, ничего существенного не давали. Деликатные допросы Кольцовой — тоже. Она продолжала утверждать, что все ранее рассказанное — правда. Решились на хорошо подготовленную психологическую атаку. Вызвали на беседу к заместителю начальника УВД. Двухчасовой разговор опытного оперативного работника надломил что-то в душе Неизвестной. А следующий допрос снова состоялся «в высоких инстанциях». И опять приводились доводы, которые логично опровергали сфабрикованную Кольцовой легенду. Это и несуществующий Сокольский, и сказочные сроки обучения плаванию, и более обширные, чем дает десятилетка, знания (она, например, недурно переводила с немецкого Гёте), и заявление опытного психиатра, что никаких остаточных явлений амнезии нет, и многое другое, что уличало в неискренности.
Кусая мокрый платок, Кольцова, наконец, призналась:
— Да, я много врала. После лечения я вспомнила все, все. Но вместе с этим вспомнила еще что-то. Страшное. Оно мучает меня, оно будет мучать меня всю жизнь. Делайте со мной, что хотите, но я не скажу, кто я, откуда.
Что это? Контратака? Тогда отбить ее будет весьма сложно. Надо отдать должное «противнику» — ее способность владеть собой завидная. Вспомним гипнотические сеансы. После них она как-то сказала подруге: «Я и под гипнозом могу говорить то, что хочу, а не то, что надо милиции».
Но упрямство продолжалось недолго. Истина прояснилась.
На химическом комбинате Кемерово работала секретарем-машинисткой Тамара Боровченко. Очень развитая, сообразительная, обладающая цепкой памятью и добротным умом, она быстро завоевала авторитет и уважение. Назначили бухгалтером, доверили кассу взаимопомощи. Активничала в комсомоле, успешно грызла науки в заочном институте, горячо любила парня, который заканчивает Московский университет. Но ко всем этим по-человечески хорошим качествам примешивались нежелательные наклонности — легкость в оценке некоторых поступков, служебная беспечность, а порой и удивительная для двадцатичетырехлетнего человека несобранность.
25 июля 1965 года Тамара Боровченко, собрав все необходимое для бани, вышла из общежития. До бани не дошла, в общежитие не вернулась. Не вернулась потому, что ревизия в этот день обнаружила у нее растрату. Острое воображение девушки рисовало страшную картину: полное разочарование любимого, безутешное горе родителей, презрение товарищей и себя за железной решеткой. Эти мысли занесли ее в ресторан, а потом, как горячечный сон, — пьяные оргии в какой-то компании, вагон дальнего следования в обществе пропойц, салон самолета и, наконец, тяжелая нервная болезнь с выпадением памяти.
С мочалкой и мылом в сумке она оказалась в свердловском сквере.
Позже она горько шутила:
— Не думала, что так далеко заеду в баню.
Тамара воспользовалась своей болезнью и стала Ниной Кольцовой.
...Оперативным работникам часто приходится вести схватки умом и изобретательностью. Особенно высокое мастерство нужно при разоблачении хорошо замаскированных, связанных преступной порукой расхитителей государственного добра. В полной мере им обладают оперативные работники службы БХСС[19]. Ими возвращены государству миллионы рублей, украденные различными преступными группами, разоблачены глубоко законспирированные шайки расхитителей золота, драгоценных камней, валютчиков, взяточников и других преступников.
Отдел БХСС УВД Свердловского облисполкома, начавший свое существование с так называемой ведомственной милиции, с каждым годом совершенствовал свое мастерство. Сейчас он разделен на отделения — применительно к сферам промышленного и сельскохозяйственного производства и потребления в народном хозяйстве области.
Умелая расстановка сил, глубокое изучение оперативной обстановки дают возможность вскрывать серьезные преступления. В 1962 году работники БХСС разоблачили группу расхитителей и взяточников (47 человек), состоявшую из работников разных организаций Кушвы, Нижней Туры, Краснодарского, Ставропольского краев, Саратовской и других южных областей. Эти преступники путем различных махинаций и за взятки на сумму 42 тысячи рублей отгрузили без фондов 32 000 кубометров лесоматериалов, похитив при этом 70 тысяч рублей.
А вот как раскрывалось другое, нашумевшее в свое время, преступление шайки валютчиков.
409 рубинов
Боров ищет сообщников
Барак был жарко натоплен. Заключенные, разомлевшие после бани, валялись на нарах. Правда, не все. Некоторые возились с пожитками, штопали белье, пришивали пуговицы, деловито разглядывали обувку, соображая, как усилить ее прочность. Только двое уединились. Молодой южанин в ватнике, с вытянутой, как дыня, головой и большими ушами, сидел перед дощатым столом и хрустко перемалывал необыкновенно крепкими зубами надежно затвердевший сухарь. Жевал нервно, озлобленно. Острый кадык его резко ходил вниз-вверх.
Напротив него, на нарах, лежал тучный, круглоголовый, с плешью на темени, обросший щетиной толстяк по прозвищу Боров. Внешность его соответствовала кличке. Но кличку прилепили совсем не за это — за фамилию. Фамилия его Боровлянский. Взяли и сократили наполовину.
Горбоносого парня, что хрустал окаменевший ломоть, звали Абдулкой. Абдулмажидом Хизреевым. Он в два раза моложе Боровлянского — всего двадцать четыре от роду.
Абдулка сверкал глазами, проклинал Урал с его морозами, сырые бараки, лесоповалку, надзирателей и все местное начальство.
— Па-ачему пять лет? — злобно рычал молодой и горячий Абдулка. — Зачем нельзя шапки шить? Зачем нельзя торговать шапками? Па-ачему давали такой срок?
Боровлянский почесал через прорезь нательной рубахи заволосатевшую грудь, поглядел на приставшие к пальцам волоски.
— Ого, и тут лысеть начинаю.
— Я заработал на вашем Урале насым-морк. У меня тут кынжалами колет, — стучал Абдулка в грудь. — О-о, аллах! Я зыдохну тут...
— Не богохульствуй, чадо мое, — перебил его Боров. — Выживешь. И молись, немощный духом, что пятеркой отделался. За желтуху-то тебе, по справедливости, четвертная полагается. А то и вышка.
— Боров, толстый, жирный Боров! — воскликнул Абдулка. — Зачем такое говоришь? Кто у Абдулки видел желтуху? Ты видел? Следователь видел?
— Никто. Потому и дали полчервонца. Много золотишка припрятал, нехристь?
Абдулка лязгнул зубами, вгрызаясь в сухарь, не ответил. Боров задумался. Весной кончается срок. Жить надо. А он не из того теста, из которого пекутся герои труда. Дома — шаром покати. Все, что удалось скопить в артели «Красный кустарь», которой руководил и которую доил многие годы, под метелку зачистила милиция.
— О, господи, помоги рабу своему!
Боровлянский, кряхтя, повернулся на бок. Нары заскрипели под ним. Он приподнялся на локте, поманил Абдулку пальцем. Тот пересел поближе, сунул Боровлянскому остатки сухаря. Тот — шепотом:
— Камешки, голубенькие, красненькие, прозрачные... Вот такие, — отмерил на мизинце ногтя крохотное расстояние. — Рубины. Знаешь?