хороший поступок. Силы Данута черпала в своей католической вере.

– Я глубоко верующий человек, и такие вещи для меня важны, – сказала она. – Это очевидно. Те евреи, ваши родственники, они всего лишь хотели жить.

От ее слов я вздрогнула. Никто еще не говорил такого – никто из старых друзей Сэма и других людей, с которыми мы встречались. Очень печально, что многим евреям приходилось прятаться в грязных землянках, шалашах, подвалах, под амбарами, за печами – и они все равно не выжили. Но мы снова и снова видели, как те, кто жил здесь поколениями, просто пожимали плечами, отмахиваясь от этих убийств. В горле у меня встал комок.

Сэм по-польски беседовал с мужем Дануты. Он вспоминал поездку 2001 года, когда ему помогли выкопать кости семьи Дула.

Данута и ее муж смотрели на него с нежностью, словно на дорогого родственника.

– Я спрашивала людей о нем, – улыбнулась Данута. – Спрашивала, знают ли они, как дела у пана Сэма. Я очень рада его видеть.

Тепло ее кухни напомнило мне не о преступлении, свершившемся более семидесяти лет назад, а о том, как ее дядя встретил нас в самый первый раз. Его искренность и благодарность Сэма за поступок его семьи помогли создать связь, которая пережила его самого. Данута понимала всю важность сохранения мрачной и печальной истории, связанной с ее фермой. Мы по-настоящему сблизились, несмотря на то что соседи постоянно упрекали семью за бескорыстную доброту.

Общество очень жестоко отнеслось к семье Дануты: преследованию и презрению за попытку спасти пять жизней подверглись не только дед и бабушка, но и три следующих поколения. Но Данута не обращала на это внимания. Она считала, что все это больше говорит о людях, чем о ее семье.

Данута с мужем жили на этой ферме, никогда не забывая о могилах семьи Дула. Они и дом построили на новом месте из-за расположения могил. Данута сказала, что они хотели поставить памятный знак на месте захоронения, но Сэм отказался, чтобы это не привлекло вандалов.

– Пан Сэм сказал, что мы не должны ничего делать и устанавливать – нужно просто помнить о том, что здесь произошло.

Сэм медленно кивнул.

Настало время уходить.

– Я подожду вас в машине, – сказал Сэм.

Он знал, куда мы хотим пойти.

Под холодным моросящим дождиком Данута проводила нас с мужем к месту захоронения семьи Дула. У нее постоянно болела спина от тяжелой крестьянской работы, поэтому шла она медленно, прихрамывая. Она подвела нас к небольшому холмику в окружении плодовых деревьев. Деревья, окутанные туманом, были в полном цвету. Стволы деревьев были побелены – так в Польше защищают их от вредителей. И сейчас они напоминали белые колонны, стройных стражей могил.

Место захоронения меня удивило. Мне казалось, все будет более знакомым, но ферма постоянно менялась. В первый раз здесь висели табачные листья – но уже много лет табак здесь не выращивали.

Я огляделась, чтобы найти маленький камешек и положить его на могилу, как это принято у евреев, но нашла лишь комки засохшей глины. Впрочем, они тоже могут подойти. Склонив голову, я кинула на мужа извиняющийся взгляд – я не хотела, чтобы его знакомство с Польшей вышло таким мрачным. Он пошарил в карманах и нашел ермолку, чтобы покрыть голову. Мы прочли кадиш, еврейскую поминальную молитву:

– Yitgadal v’yitkadash sh’mei raba…

Слезы текли у меня по щекам. Я обернулась на Дануту, и она кивнула мне с теплой улыбкой.

Моросящий дождик превратился в настоящий ливень. Я знала, что в машине нас ждет Сэм и, наверное, уже злится. Он разобрался со своими эмоциями, связанными с этим местом. Он отдал дань уважения умершим и даже рискнул нарваться на неприятности, вывозя кости из страны. Теперь он точно знал, что правильно поступил, сохранив память об убитых родственниках.

Данута проводила нас с Сэмми к машине. Я повернулась к ней:

– Скажите, что вы думаете о том, что Сэм столько раз возвращался сюда? И я тоже… Вы не находите это странным?

Удивление мелькнуло в карих глазах Дануты.

– Ну конечно же, вы возвращаетесь. А почему бы и нет? Ведь здесь лежат ваши родственники.

Я вздрогнула. Больше я не была чужой и пришлой. Эта земля и эти истории стали частью меня.

* * *

Я не могла еще раз не попытаться использовать присутствие Сэма, чтобы убедить заговорить тех, кто наверняка знал что-то о судьбе Хены.

Мы остановили машину возле старого дома Гучи. Теперь их красивый кирпичный дом не выделялся на фоне других. Мы постучали, но никто не открыл. Через какое-то время к двери подошел муж старшей дочери Гучи, доктор Анджей Анельский. Он узнал Сэма и пригласил нас войти. Дом потерял тот лоск, который меня когда-то поразил. В застекленных шкафах по-прежнему стояли хрустальные бокалы и безделушки, но роскошь ушла – теперь это был просто дом, где живут пожилые люди.

Гуча умер семь лет назад – ему было девяносто восемь лет. Его дочь Янина, жена нашего хозяина, умерла два года назад. Их дочь Моника, которая много лет назад показывала мне свою коллекцию, посвященную «Битлз», стала учительницей и все еще живет здесь.

Наша переводчица Гося отправилась на поиски другой дочери Гучи, Марии. Она постучалась в другую квартиру в том же доме и попросила соседей по улице передать ей, что приехал Сэм.

Анджей сказал, что Мария, наверное, ушла к парикмахеру – на звонки на мобильный она тоже не отвечает. Хотя Сэм сидел рядом, я спросила у Анджея, что семья думает о его приездах.

– Он был другом моего тестя. До войны у них было общее дело. Они дружили, мой тесть Войцех Гуча и пан Самуэль. Он всегда был рад видеть пана Самуэля. У них были общие воспоминания.

– Вы знаете, что произошло с лесопилкой?

– Тесть говорил, что во время войны немцы вывезли весь лес, а потом предприятие стало государственным.

Сэм спросил, откуда Анджей. Оказалось, что он вырос в соседнем городке Скальбмеж.

Сэм мгновенно забыл о своей холодности и возрасте. Он погрузился в воспоминания о процветающем семейном бизнесе.

– У нас там был склад. Рядом с вокзалом.

– Да, – кивнул Анджей. – Это недалеко отсюда, километров десять. Но в Скальбмеж поезда больше не ходят.

Сэм спросил, что стало с сахарным заводом. Теперь там располагается торговый центр.

А Гося тем временем просматривала список контактов и телефонов, составленных за время наших прежних визитов. Она позвонила невестке Майдецкого, которая все еще жила в том доме рядом с фермой Содо, куда