месту, трактовки некоторых таинств). Тем не менее, в 1560–1570-х гг. сторонники углубления церковной реформы оставались лояльными по отношению к государыне как главе церкви и надеялись на поддержку ряда членов Тайного совета (У. Берли, Ф. Ноллиса, У. Майлдмэя, Ф. Уолсингема) и сотрудничество с епископами, многие из которых начинали церковную карьеру при Генрихе VIII и Эдуарде VI и принадлежали к поколению эмигрантов эпохи Марии Тюдор.

Пуританское наступление возглавил Уильям Стрикленд — «почтенный и пожилой человек большого рвения», по словам анонимного автора, который вел частный журнал в ходе этой сессии. Возблагодарив Господа за милость к Англии и ниспосланную ей благочестивую правительницу, Стрикленд, тем не менее, заметил, что в церкви осталось немало незавершенного и ошибочного, подлежащего искоренению. Авторитетом в вопросе о должном устройстве истинной церкви для него были страсбургские и франкфуртские теологи, на труды которых (в особенности Петра Мартира и Павла Фагия) он предлагал опираться в дальнейшем исправлении недостатков. Стрикленд напомнил о решении парламента 1559 г. приступить к разработке нового корпуса церковных канонов, которое осталось втуне, упомянув, что в распоряжении его коллеги Томаса Нортона есть книга, содержащая материалы по этому вопросу, на основе которой можно выработать свод церковного права. Он также подверг осторожной критике официальную Книгу Общих Молитв, которая, по его словам, была «весьма близка к чистой истине, но содержала больше суеверий и заблуждений, чем можно было допустить в столь важных делах». Все их следовало устранить, не изменяя в целом существующего порядка и доктрины, дабы привести Англию к «чистоте ранней церкви»[490].

Книга, о которой шла речь (Reformatio Legum Ecclesiasticarum), содержала материалы, подготовленные по постановлению парламента 1540 г. комиссией епископов и знатоков как римского, так и обычного права. (Ее составителем был известный ученый-гуманист Джон Чик, а незадолго до начала парламентской сессии она была впервые издана усилиями Джона Фокса). Нортон всецело поддержал предложения Стрикленда и его критические высказывания в адрес официальной церкви[491]. Под влиянием их выступлений палата общин назначила комитет для ознакомления с вышеупомянутой книгой и обсуждения ее с епископами. На протяжении всей сессии Стрикленд, Нортон и их единомышленники один за другим методично представляли на обсуждение палаты билли о необходимом реформировании церкви. Сам Стрикленд предложил законопроект о необходимых изменениях в Книге Общих Молитв, содержавший традиционные пуританские требования: отказ от священнических облачений — стихарей и риз, от некоторых обрядов (конфирмации детей) и пережитков (вопросов, адресованных младенцу, и ответов за него во время крещения, коленопреклонения при причастии, обмена кольцами при заключении брака). Поскольку это было явным нарушением предписаний о единообразии богослужения в церкви Англии, члены Тайного совета сочли необходимым вмешаться, несмотря на то, что некоторые из них разделяли взгляды Стрикленда. Казначей двора Фр. Ноллис, сам убежденный пуританин, и контролер финансов Дж. Крофт предостерегали депутатов от вторжения в сферу королевской прерогативы. На эти «политичные речи» дал ответ известный пуританин Тристрам Пистор, убежденный в том, что для благочестивого человека, взыскующего царства Божия, прерогатива короны не должна быть препятствием для обсуждения. Он начал с того, что совесть не позволяет ему молчать, когда речь идет о наиважнейших вещах, от которых зависит спасение души. В сравнении с ними всё остальное выглядит пустяками — «субсидии, короны, королевства», а между тем, обсуждение этих вопросов продвигается крайне медленно[492]. В результате оживленных дебатов палата предусмотрительно решила, прежде чем продолжать работу над биллем, все же ознакомить королеву с его содержанием и их намерениями[493].

Реакция главы церкви последовала незамедлительно. Стрикленду через членов Тайного совета приказали больше не появляться в палате общин вплоть до особого распоряжения на этот счет. Это стало первой попыткой елизаветинской администрации подвергнуть депутата секвестру за произнесенные в парламенте речи[494]. Его отсутствие не прошло незамеченным: депутат Джордж Карлтон поднял вопрос о том, «как может быть, что член палаты удерживается в отдалении от них (разумея господина Стрикленда)… поскольку в данный момент тот был не просто частным человеком, но …представлял собой лицо, специально избранное из множества и посланное с этой целью. Он полагал, что как в интересах графства, которое не должно понести ущерба, так и свободы палаты, которая не должна быть нарушена, мы не должны позволить удерживать его, как бы ни расценивался его проступок». Фр. Ноллис был вынужден заверять коллег в том, что Стрикленд не был арестован, и «к нему было проявлено столько расположения, сколько он мог бы разумно желать» (что, скорее всего, было правдой, учитывая симпатии многих членов Тайного совета и самого Ноллиса к пуританам). Последний также заявил, что Стрикленд «был задержан не за какие-то слова или речь, произнесенную им в этом месте, но за то, что представил палате билль, противоречащий прерогативе королевы, что было недопустимо»[495].

В защиту Стрикленда и парламентской свободы слова поднялся целый хор голосов. Пуританам попытался оппонировать некий Э. Клер, который, заметил, что в делах веры каждый человек — лишь частное лицо, из чего, по-видимому, следовало, что депутатам не стоило вторгаться в обсуждение церковных проблем. Ремарка анонимного автора парламентского журнала по этому поводу не оставляла сомнения в том, на чьей стороне были его симпатии: Клер «совершенно забыл о том, в каком месте он выступает и о каком лице говорит, ибо это место требовало и допускало свободу слова, …а самая эта личность была не частным, но публичным лицом»[496].

С отповедью Клеру выступил один из лучших парламентских ораторов, будущий спикер палаты общин Кр. Йилвертон. По его мнению, прецедент со Стриклендом был опасен, и, хотя в настоящий момент коммонеры переживали мирные времена «под властью столь милостивой государыни», в будущем все могло измениться, и если сейчас не обратить на это внимания, впоследствии именно на основании этого прецедента меры против парламентских ораторов могут сделаться правилом. «Он напомнил, что люди представляют здесь не самих себя, а их графства, и показал, что вполне законно, когда государи обладают прерогативой, но все же она должна быть ограничена разумными пределами, …государыня не может сама по себе творить законы, по той же причине она не может их нарушать». По мнению Йилвертона, в предложениях Стрикленда не было ничего дурного, ибо из Книги Общих Молитв, действительно, следовало вычистить «иудейские, турецкие и папистские» пережитки, он также сослался на то, что паписты возликовали, услышав, что Тайный совет якобы объявил Стрикленда «еретиком», и это лишний раз доказывало правоту последнего[497].

На следующий день Стрикленд благополучно вернулся в палату общин. Его появление было встречено радостными криками, и пострадавшего за свободу палаты тут же включили в комитет по редактированию билля о