сердце хранилища, но, прежде чем добраться до сейфов, придется преодолеть еще одно препятствие: стальные ворота. Днем охранник на первом этаже открывает их с пульта управления, после того как проверит уровень доступа посетителя, взглянув на него через видеокамеру.

– Отойдите пока, – гонит нас Ключник. Ворота – его зона ответственности, а места мало. Он идет один, взяв с собой только сумку с инструментами. Поначалу, глядя со стороны, я бы за него и цента из «Монополии» не дал. Но чем больше проходит времени, чем ближе мы подбираемся, тем яснее скрытая за невзрачной внешностью личность.

Впрочем, предоставив ему решать свою задачу, мы параллельно занимаемся своими, по крайней мере мы с Гением. Нам предстоит подняться на первый этаж и пробраться на пункт управления видеонаблюдением, куда стекаются картинки со множества постов, разбросанных по всему зданию, общим числом более восьмидесяти. А время поджимает. Торчать здесь смысла нет: даже когда Ключник откроет ворота, за ними будут ждать датчики, реагирующие на свет и тепло тела, их тоже нужно отключить. Разве что доплеровский радар, который я забрызгал лаком для волос, должен быть уже выведен из строя – естественно, при условии, что теоретическая база верна. Совсем скоро, когда Монстр войдет в хранилище, чтобы сбить с толку два других, активных датчика, мы это поймем.

Мы с Гением, мелко семеня, отступаем от люка в бронированную камеру, а затем вверх по лестнице, стараясь прочувствовать контуры своих тел и окружающих нас предметов, чтобы ни на что не наткнуться.

Идем осторожно, считая шаги. Все движения отрепетированы идеально, как хореография в мюзикле. В последние несколько месяцев главный наш страх – спасовать перед безграничным совершенством всех этих систем безопасности. Так что сейчас бдительность включена на максимум. Но и этого недостаточно.

Сам не зная как, я вдруг оступаюсь. Идиот.

Острая боль пронзает спину, ее мышцы и сухожилия решают более не подчиняться моим приказам, устраивают бунт, вступив в сговор с приводящими мышцами бедер и дельтовидными – плеч, превратив меня в некое подобие манекена. Я задыхаюсь. По хребту, словно пишущая машинка с заостренными иглами вместо литер, барабанит раскаленный град. Последствия прошлых достижений возвращаются, чтобы украсть у меня настоящее.

Я пытаюсь бороться с болью, но единственное, что мне удается придумать, – это продолжать идти, осторожно перераспределяя вес тела, и не орать. Не шибко умная стратегия, но других у меня пока нет. Я часто страдаю от внезапных прострелов, вызванных давней, еще времен занятий водным поло, травмой. Юношеская глупость, за которую в зрелости расплачиваешься болью.

Моя спина – словно погреб, сожранный полувековой плесенью. Мельчайший поворот корпуса – и нервы будто иголкой пронзает. Одна сведенная мышца может поставить под удар всю операцию. Я на секунду останавливаюсь посреди бронированной камеры и незаметно принимаю противовоспалительное, чтобы заглушить боль. Нужно продержаться совсем чуть-чуть, надеюсь, что таблетки скоро подействуют.

Слышен голос Монстра, он просит меня подойти, я разворачиваюсь и снова начинаю считать шаги.

– Чего тебе? Мы наверх.

– Сейчас, иди сюда, дай руку, – он надевает специальный костюм, созданный совместно с Гением, и опираться о стену не хочет.

Перекладывать проблему на Гения я не могу, тот сразу поинтересуется, в чем дело. Да и потом, он уже успел добраться до лестницы и теперь выдвигается на разведку.

Я хромаю, но иду. Не издаю ни звука: если признаюсь в своем состоянии, рискую сорвать работу всей команды, а в темноте мои гримасы вряд ли кто заметит. Короткий вдох – короткий выдох, это помогает свести болевые ощущения к минимуму. Тем временем Монстр в попытке удержать равновесие кладет руку мне на плечо:

– Стой ровно!

Стискиваю зубы и чувствую, как проминаются мышцы спины – хуже пропотевшей подушки.

– Да-да, – говорю, – стою.

Давай же, черт возьми, шевелись.

Он сует руки в рукава гидрокостюма, покрытого слоем полистирола. Этот материал должен изолировать тепло его тела. Монстр поднимает одну руку, потом другую, проверяя, что полистирол равномерно покрыл всю поверхность.

– Спасибо.

Мы разделяемся. Он остается внизу на случай, если Ключнику что-нибудь понадобится. И чтобы, едва откроются ворота, не теряя ни минуты, ринуться внутрь.

Я же тем временем направляюсь к лестнице, с каждым шагом чувствуя, как оживает боль. Мышцы отрываются от позвоночника, спины больше нет – на ее месте хищный зверь, вцепившийся мне когтями в шею и мало-помалу сползающий вниз, вскрывая плоть, как молнию на рюкзаке. Должно быть, куски моего тела уже валяются по полу, а кожа на спине оторвалась и тянется следом, как шлейф на платье невесты…

На площадке двумя этажами выше возникает Гений.

– Все спокойно, иди сюда, – шепчет он.

Я поднимаюсь к нему. Действовать нужно осторожно, поскольку сейчас мы на первом этаже, прямо напротив главного входа – того, что со стеклянными дверями, а значит, нас могут увидеть снаружи. Разумеется, каждое наше движение записывается на сервер центрального компьютера. Но нас это не беспокоит, поскольку камеры объединены во внутреннюю сеть и к какой-либо внешней станции не подключены. Однако все записи непременно придется удалить. Как именно? Ну, есть у меня одна идея…

Пока же мы спокойно делаем свое дело, ведь ночной охранник, обычно сидящий в конце коридора, по которому мы сейчас ходим туда-сюда, ничего не подозревая, гуляет где-то под неусыпным надзором Иеремии. Боль в спине стихает – противовоспалительное сработало. Таблеток я принял ровно столько, сколько уместилось в руке, – по-моему, самая правильная доза.

Машинный зал я отпираю ключом. Дверь здесь обычная, офисная, Ключник уже успел ее идентифицировать и окрестить. Внутри обнаруживаются девять гигантских экранов, а перед ними – черное кожаное кресло с высокой спинкой. Зал небольшой, наверное, метров тридцать квадратных. Перед нами – приборная панель космического корабля, десятки кнопок и рычагов для переключения с одной камеры на другую. Гений включает экраны, демонстрирующие самые чувствительные точки Алмазного центра. Никакой подозрительной активности снаружи не наблюдается.

– Не трогай, – бурчу я.

– Я знаю, что делаю.

И Гений берется за работу. По правой стене – металлический шкаф со стеклянными створками, внутри – архивные диски с проставленными датами.

– Вот здесь записи последних месяцев, – он указывает налево, где возле стены высится колонна из сложенных друг на друга накопителей.

– Забираем все, – командую я.

– Разумеется, там ведь должна быть и съемка того дня, когда ты спускался в хранилище с микрокамерой. Незачем рисковать, как выйдем отсюда, все их сожжем… Так, останавливаю сегодняшнюю запись, и можем возвращаться вниз.

Я складываю жесткие диски в рюкзак и передаю Гению «подпись», которую мы хотим оставить в Алмазном центре. То-то обрадуются федералы, когда решат просмотреть записи видеонаблюдения, а вместо них – ух ты! – запустят очаровательную порнушку.

Вспомнив об этом, мы переглядываемся и усмехаемся.

– Ладно, пошли уже.

На счету каждая минута. Парни внизу как раз должны были закончить. Я наклоняюсь по-быстрому закрыть рюкзак, осторожно вскидываю его на плечо, но воспаленный нерв тут же дает о себе знать. Это уже второй спазм, только на сей раз боль непереносимая, и мой голос срывается на мучительный, полузадушенный крик.

Обернувшийся Гений видит, как я сгибаюсь пополам.

– Эй, какого хрена? Что с тобой? – он хватает меня за руку, пытаясь поднять.

– Спина, старая травма. – Не пересказывать же ему всю мою биографию. Двинуться я не могу, нужно хотя бы ненадолго вытянуться во весь рост, полежать неподвижно на полу. – Пара минут, и все пройдет, – уверяю я, хотя ни капельки в это не верю.

Впрочем, Гений и сам понимает, что дело серьезное. Нужно срочно найти решение. В таком состоянии я для команды обуза. Боль усиливается, парализуя грудную клетку, я не могу вдохнуть. А пара минут давно истекли.

– Я спускаюсь, жди здесь, – Гений не шутит, голос абсолютно серьезный.

Начинаются худшие десять минут моей жизни. Я пытаюсь встать. Передвигаться могу только мелкими шажками. Сажусь, надеясь, что станет легче, – не лучшая идея. Принимаю еще порцию противовоспалительного, но на сей раз эффект невелик. Что-что, а собственную спину я знаю