Джаяварманов, династия которых правила более тысячи лет назад, состояли цирковые труппы, мастера восточной магии, укротители свирепых тигров и ядовитых змей входили в касту привилегированных. Их искусство пользовалось большой популярностью в народе.

Я помню, как в оживающем Пномпене вместе с первыми жителями появились группы самодеятельных, по два-три человека, акробатов, шпагоглотателей, жонглеров. Они присутствовали на семейных торжествах, развлекали народ по праздникам и в будничные вечера. Решение о создании нового цирка было принято правительством НРК вскоре после освобождения. Хотя в первое время у народной власти, как известно, было много других проблем. Разоренная страна, писали тогда в газетах, начинала возрождение «с отметки ниже нуля». В 1981 году по соглашению между НРК и СССР в Кампучию прибыли работники советского цирка. Режиссер-педагог Василий Филиппович Грачев рассказывал, как проходил набор в новое цирковое училище, открывшееся в Пномпене:

— Способных ребят мы отбирали в школах, детских домах столицы и других городов. Сейчас у нас занимаются около сорока детей в возрасте до пятнадцати лет. Почти все они сироты, потерявшие родителей при полпотовцах.

Дворец спорта, где давали представление, не в состоянии был вместить всех желающих, и даже у первого ряда кресел на полу яблоку некуда было упасть. Все заняли малыши, завороженно глядящие на освещенную арену. Менялись декорации — юные артисты, может быть, еще не достигшие нужного мастерства, старались исполнить свой номер как можно лучше и неизменно награждались аплодисментами темпераментной публики. Остроумные коверные разыгрывали интермедии, в ходе которых наказывается полпотовский злодей, вызывающий отвращение своей жестокостью и тупоумием.

Любимицей публики по праву была тринадцатилетняя Тян Сот. Ее номер назывался «Каучук». Удивительная пластика, необыкновенная гибкость, артистическое обаяние и детская непосредственность этой девочки покоряли каждого сидящего в зале. После выступления мы увиделись с ней. Маленькая Сот счастливо улыбалась, огромные глаза светились задором. Немного устала. В то утро она поднялась раньше обычного, пока подруги спали, делала разминку. Долго волновалась перед выходом, ведь в зале так много зрителей.

Позже я узнал, что ее родители погибли в трудовых лагерях провинции Прейвенг. Она работала в детской резервации на рисовых полях, где «наставником» был полпотовский солдат, выгонявший на заре детей в поле. Вместе с беженцами вернулась в освобожденный Пномпень. Детский дом № 1, открытый тогда муниципалитетом, стал для Тян Сот родным. Там она нашла ласку и заботу старших.

— О чем мечтаю,— повторяет Сот и, не задумываясь, отвечает:— Хочу поехать в Советский Союз учиться цирковому искусству, как и мои друзья.

МУЗЫ Кампучии... Говоря о них, нельзя умолчать о настоящей поэме в танце, об искусстве апсары, пленяющем своей красотой. Если вы однажды оказались в Пномпене, вас непременно пригласят в Национальный театр посмотреть кхмерский балет.

На сцене полнейшая темнота. Зрители замерли в ожидании удивительного зрелища. И вот наступает это чудное мгновение. На заднем плане, словно первый слабый всполох зари, медленно и торжественно загорается розовое сияние. В проеме арки вырисовывается силуэт апсары — «небесной танцовщицы». Она стоит неподвижно, будто изваянная из слоновой кости, ее руки, изящно разведенные в стороны, кажется, держат весь мир. Откуда-то из глубины зазвучала музыка, и волшебство началось.

Движения танцовщицы плавны и таинственны, каждый жест, каждое положение тела, рук, головы выражают определенные чувства: радость и переживание, восторг или разочарование. Внимание зала приковано к ее пальцам, которые ведут разговор языком движения. И в конце каждой фразы или даже на половине ее делается небольшая пауза, чтобы зритель мог понять смысл сказанного. Это напоминает чтение стихов, написанных античным гекзаметром. Фиксация позы — словно цезура в гомеровской строке. И, глядя на сцену, приходится только сожалеть, что этот язык остается для тебя понятным не до конца. Ведь кхмерский танец непрост для восприятия. Чтобы глубже проникнуть в передаваемый им сюжет, надо доподлинно знать скрытый смысл всякого жеста.

Легенды утверждают, что танцовщицам-апсарам совершенство пластики и пропорций тела даровали боги. А в летописях VI века пишется, что этим искусством удается овладеть далеко не всякому смертному. Во времена расцвета Ангкорской империи танцевальные группы апсар составляли неотъемлемую часть королевского двора и богатых монастырей. Из века в век, из поколения в поколение передавались секреты оригинального танца.

Трудно сказать, сколько длится действие на сцене, но равнодушным оно не оставляет никого. Знакомы моменты, когда артист своей игрой сначала захватывает зрителя и овладевает его воображением, а после зал не в состоянии выразить своих чувств и пребывает в минутном оцепенении. Гром оваций раздался, уже когда апсара собралась уходить, и не умолкал долго. После представления я поднялся за кулисы, чтобы встретиться с примой кампучийского балета и поблагодарить ее.

Вон Савай сидела в своей комнате уже переодетая, чуть утомленная, но веселая и доброжелательная. Здесь она выглядела, кажется, еще красивее, чем на сцене. Я попросил ее вкратце рассказать о себе.

Родилась в Пномпене. С шести лет посещала танцевальный класс в Университете изящных искусств. В 12 лет выступала в классическом кхмерском балете, исполняя роли птиц. А еще через два-три года ее известность перешагнула пределы Кампучии. Она с успехом гастролирует в столицах многих стран мира, получает первую премию на международном конкурсе восточных танцев в Джакарте. Но вот настал черный день в истории кампучийского народа и его искусства. Полпотовцы изгоняют из Пномпеня всех жителей в трудовые лагеря. Вон Савай попадает в глухую деревню под Баттамбангом и, как все ее подруги, работает на полях, живет в общем бараке.

— Это был непередаваемый ужас. Я каждый день смотрела в глаза смерти. Моя бабушка умерла от голода, отец и младший брат были убиты в лесу. Почти все мои товарищи и коллеги по театру погибли.

После освобождения Пномпеня и свержения ненавистного режима Вон Савай вернулась в родной город. Через четыре месяца по решению правительства Кампучии был восстановлен Национальный театр, директором которого стал известный деятель кампучийской культуры Пен Зоуленг. Ему удалось собрать танцевальную группу из 200 человек. И только десять человек в ней были профессиональные танцовщицы. Остальные — новички. А до 1975 года в Кампучии насчитывалось около 12 тысяч танцоров, певцов и артистов.

Простившись с Вон Савай, я вышел из театра на набережную. Было тихо. Несколько парочек прохаживались по бульвару, ведущему к монументу Независимости, который высвечивали впереди прожектора. У бассейна «священных жидкостей» в окружении каменных нагов, гаруд и хануманов передо мной вновь возникли сцены добрых восточных сказок, в которых я побывал. И среди них, как чудное видение, воображению являлся образ великолепной апсары. В ушах у меня звучала мечтательная музыка. Действие, кажется, после