Учитель и ученик вспомнили былые дни, товарищей, которых уже нет в живых. Рабуна снова стал ходить на занятия. Впереди у него была командировка в Москву по делам министерства.

Пномпень учится. Спешащие по утрам в школу стайки детей с портфелями в руках — типичная для него картина. А по вечерам места юных граждан республики занимают за партами взрослые. Пока в стране не хватало профессиональных преподавателей, занятия на курсах ликбеза вели школьники старших классов, студенты вновь открывшихся институтов.

— За минувшие четыре года, — говорил мне в интервью министр народного образования НРК Пен Навут, — свыше 600 тысяч кампучийцев научились писать и читать. В ряде провинций страны неграмотность уже полностью ликвидирована. Разработан второй трехлетний план повышения общеобразовательного уровня населения.

По пути от Почентонга на проспекте Советского Союза высятся, поблескивая стеклянными витражами, корпуса Высшего политехнического института кхмеро-советской дружбы. В свое время он был построен нашей страной в дар кампучийскому народу. Полпотовцы разорили его лаборатории и лекционные залы. В стенах вуза содержались заключенные. Мне приходилось бывать в его аудиториях спустя несколько месяцев после освобождения Пномпеня. Под ногами хрустело битое стекло, грязные кабинеты были завалены искореженной аппаратурой, мусором, одеждой с пятнами засохшей крови.

В сентябре 1981 года при входе меня встречали группы студентов. На лестницах, у дверей молодые парни и девушки читали учебники, переписывали друг у друга конспекты, зубрили заданный урок — обычная студенческая атмосфера в обычный день занятий. Кто-то попросил меня исправить ошибки в сочинении на русском языке. В классах и служебных помещениях надписи на двух языках: кхмерском и русском. Без труда ориентируясь на этажах, нашел ректорат.

Ом Ньян Сарак, встретивший меня в приемной, исполнял обязанности ректора. Невысокого роста, худощавый, с проседью на висках, он как-то стеснительно, но приветливо проводил меня в свой кабинет и подробно рассказал о вузе. Когда началось восстановление института, Сарак одним из первых пришел на стройплощадку. Из Советского Союза поступали материалы, оборудование. Заново пришлось строить водонасосную станцию, электроподстанцию, выкладывать плиткой полы и тротуары. Пройдя подготовительные курсы, студенты принимались на четыре факультета: электротехнический, горный, строительный и гидротехнический. Потом был открыт еще факультет «Химия пищевых производств».

Товарищ Хенг Самрин, выступая с речью на церемонии открытия вуза, отметил большую важность этого события в процессе восстановления и нормализации жизни в НРК и горячо поблагодарил советских строителей, преподавателей, которые помогли возродить институт. Еще одна интересная деталь. Ом Ньян Сарак — выпускник этого института 1969 года. Он единственный, оставшийся в живых из всего выпуска. И так уж получилось, что спустя 12 лет он тоже встретился со своим бывшим преподавателем — Глебом Васильевичем Канаковым, приехавшим в Пномпень вместе с группой советских работников высшей школы.

— Теперь работаем вместе, что называется, рука об руку,— говорил Ом Ньян Сарак.— Приятно сознавать, что это рука настоящего друга. Готовим первый выпуск. Пока не очень многочисленный: потому что первый. Уверен, будущее у этих молодых людей прекрасно. Впереди у них большие дела. Полученные в институте знания они отдадут строительству новой жизни. Я мечтаю о том времени, когда Кампучия станет страной ученых.

НЕОБЫКНОВЕННО красивы утренние зори над Пномпенем. На берегу у четырех рукавов веет легкой прохладой. Из-за пальмовых верхушек льется ярко-розовый свет. Ветерок вдувает в улицы и распахнутые окна приятную свежесть, аромат воды, цветов и тропических растений. Площади и проспекты наполняются привычным шумом. Включаются репродукторы, и бодрый голос диктора местного радио желает пномпеньцам доброго утра. В сводке новостей рассказывается об успехах тружеников села, промышленных предприятий, рыболовецких кооперативов.

Начался новый день.

Башни Ангкора

ВЫЛЕТ был назначен на семь утра. Пассажиры с нетерпением поглядывали на бетонное поле Почентонга, где стоял, поблескивая крыльями, серебристый «ТУ-134». Но к посадке никто не приглашал: из Сиемреапа еще не получили подтверждения о готовности принять наш самолет. Вынужденное ожидание лишь усиливало нетерпение перед скорой встречей с «восьмым чудом света», как стало принято называть памятники древнего Ангкора.

Командир корабля Олег Цыганов (тогда на внутренних линиях НРК работали советские пилоты, а кампучийские летчики только проходили подготовку), встретив меня у входных дверей, предложил подняться в диспетчерскую на третий этаж. В небольшой комнате перед приемником сидел в наушниках молодой радист.

— Какие новости, Кхон? — спросил его Олег.

— Погода в Сиемреапе нормальная. Сообщили, что через несколько минут дадут подтверждение.

Эти минуты мы простояли у карты бывшего туристского агентства «Ангкор», на которой были нанесены линии авиационных маршрутов. Уцелевшая на стене реклама уверяла, что воздушная компания «Ройэл эйр Камбодж» доставит вас быстро и надежно куда угодно — в Баттамбанг, Сиемреап, Сиануквилль... А мы «пошли» по трассе предстоящего рейса. Красная линия выводила прямо на синее пятно Большого озера, напоминающее по форме след человеческой ноги. Не случайно, видимо, иные буддистские проповедники используют это бросающееся в глаза сходство для подтверждения мифа о божественном происхождении Тонлесапа. «Сей след на земле оставил Будда»,— говорят они.

Не могу сказать ничего определенного по поводу происхождения Большого озера, но место это на земном шаре, действительно, неповторимое. Сказочное место. Отсюда и особое, почти святое отношение к нему кхмеров, поющих об озере песни как о своем «великом кормильце». Когда мы «пролетали» над ним, Олег сказал:

— Кончится вода, смотри внимательно вниз. Пройдем над самым Ангкорватом на малой высоте. Не прозевай.

Наказ моего товарища я помнил все время, пока, сидя у окна с левого борта, вглядывался в ровные клетки рисовых полей, пересекающую их дорогу № 5, текущий под напором паводков в северном направлении Тонлетхом, как еще называют Тонлесап. То, что на карте рисовалось «следом Будды» и было окрашено в голубой цвет, сверху представало желтым разливом в окаеме темно-зеленых перелесков, за которыми тянулись затопленные поля. Трудно было различить четкую границу между двумя стихиями — водой и земной твердью. Глинистого цвета бесформенные кляксы втягивались в сушу, расползаясь и образуя еще более широкие мазки, посреди которых пунктиром выделялись незатопленные участки дорог, мелкими вкраплениями темнели деревья, жилища рыбаков. Шли дожди. Озеро поднималось с каждым днем, покрывая водой все новые пространства. В этих местах высаживают так называемый плавающий рис, способный тянуться вверх вслед за водой, не давая погибнуть колосу.

ТОНЛЕСАП славится богатым разнообразием своей фауны. Нигде в мире, считают ученые, нет больше такого водоема, где бы водилось столь много видов рыбы и водоплавающей птицы. «Для охотников и рыболовов здесь настоящий рай»,— отмечал в своих записках француз Гролье,