будет взят под стражу, и это не обсуждалось. Псары отступили. А Йимиру ничего не оставалось, кроме как пойти с ними. Все попытки хоть как-то воззвать к их совести и убедить в том, что он их всех спас, не увенчались успехом. Воинственные огненные чародеи настроились во что бы то ни стало исполнить свой приговор над потенциальным даруром. Йимир понимал, что, скорее всего, он будет допрошен самим мондом.

Часть 8

Йимира доставили в просторное полутёмное помещение. Посередине стоял стол, с одной стороны был приставлен стул, куда зактары усадили пленника. С другой стороны напротив него стоял ещё один стул, пока что свободный. Талами ушли, оставив подозреваемого в полном одиночестве. Йимир сидел и смиренно ждал, но только лишь первые несколько мгновений. Одиночество и замкнутое пространство ему быстро наскучили, так что он встал и начал ходить по комнате. Но и это ему очень быстро надоело, поэтому он принялся играться с огненной стихией: зажигал пламя и гасил его, зажигал п подбрасывал, зажигал и начал строить из него различные фигурки, как это он видел в Кольене. Это занятие увлекло одинокого чародея подольше. Он уже планировал тренировки, чтобы не терять даром времени и продвигаться в мастерстве управления огненной стихией. Но вдруг в его комнату входит талами. Грозно глянув на Йимира, который сейчас смотрел на собственного огненного двойника, он сказал:

- Садись.

Голос буквально сочился неприязнью, а потому чародей не стал ему перечить и сделал так, как тот просил. Когда место перед столом было занято, стражник подал сигнал рукой, и в помещение вошёл никто иной, а именно монд. Высокий чародей даже немного наклонился, чтобы пройти в дверной проём. А, когда выпрямился, стало понятно, что ещё чуть-чуть, и он коснётся полотка макушкой своей головы. Это существо было облачено в длинный чёрный халат с красным пламенем, идущим по подолу и вдоль длинных рукавов. Его глаза светились белым свечением, и возникало ощущение, будто бы он не идёт, а парит. Однако представ перед свободным местом, опустился на него, как самый обычный сенонец. Талами ушёл обратно и закрыл за собой дверь, так что вернулся полумрак. Из-за этого сделалось немного жутковато. Маленький, крошечный Йимир напротив этого огромного и молчаливого монда. Телепат воздвигся над ним, словно гора перед сига́йлом. А два ярких прожектора проникали в само сознание. Чародей ничего не ощущал, никаких помутнений рассудка, никаких неудобств, как если бы кто-то ковырялся у него в голове. Они просто сидели и смотрели друг на друга. Йимир какое-то время не мог собраться с мыслями. Его сбила с толку быстрая смена обстоятельств. Только лишь недавно всё было хорошо, и даже одиночество не угнетало его, а вот теперь стало совсем не по себе: темень, монд, а также острое чувство никчёмности и неизбежности. Но безмолвие продолжало нависать, нагнетая жуткую обстановку, и это начало пробуждать Йимира от его ступора, как будто бы его, наконец-то, растрясли, но кошмарный сон не проходит – ему просто дали возможность противостоять ему. Будущий талами сразу же вспомнил, что этот жуткий сенонец умеет читать мысли, из-за чего эти самые мысли сумбурно начали метаться в его голове. Ухватившись за одну из них, он начал усердно повторять про себя одну и ту же фразу: «Только не думать об этом. Только не думать об этом!» Он потонул в этом процессе настолько, что неожиданно раздавшийся голос монда его напугал. Телепат говорил очень медленно и монотонно. Однако, тем не менее, это был обычный голос обычного сенонца. Никаких примесей чего-то сверхъестественного и пугающего:

- Меня совершенно не интересует то, как в детстве ты украл у Деза́йи колокольчик с её двери.

Он медленно наклонился, так что его голова зависла над столом, а его жуткое лицо, не имеющее на себе ни капли эмоции, сделалось совсем ужасным. Немного помолчав, он продолжил:

- Мы копнём поглубже, то, о чём ты пытаешься не думать. Бессмысленно прятать от меня свои мысли и воспоминания. Мне открыта твоя личность, Йимир, сын Талата.

Последние два слова дрожью пробежались по телу чародея. Если до этого мгновения у него ещё были сомнения, действительно ли монды умеют вычерпывать мысли из чужих голов, то теперь всё это в один миг подтвердилось, отчего сделалось непомерно жутко. Зактары постарались, чтобы создать давящую ауру, которая поможет ослабить леонический веригоз для того, чтобы монду было легче проникать в разум своей жертвы. Йимир уцепился за эту мысль и подумал, что сможет, если уж не победить свой страх, то хотя бы ослабить его. Монд попытался что-то сказать, но тот, кто сидел перед ним, перебил его, начав говорить. Говорить всё, что придёт ему в голову. И сейчас зентер со всей присущей для него беззаботностью сел поудобнее на своём месте, уставился в потолок, устремил свои мысли в своё прекрасное детство и стал рассказывать:

- Как ты уже сказал, мой отец Талат, а ещё у меня была мама Лоира, зачали дитя. Они тогда уже были талами, но вернулись на родину – в Зентерис, чтобы передать мне дар жизни. И вот, моя жизнь запущена, моё предназначение началось, и я вхожу в этот прекрасный мир, наполненный яркими красками магического соцветия. Я чувствовал, что был связан с ним. Но больше всего я ощущал именно зелёный поток. Это было моей сущностью. Он был постоянно привязан ко мне. Он словно вёл меня за руку, как за руку велики и мои родители, обучая меня зенте. Я помню: ещё не мог уверенно шагать своими ногами, постоянно спотыкался, но никогда не падал, потому что земля подхватывала меня. Это было моей отрадой. Что ни тарэн, то новое откровение. Новые приёмы земляной магии, новые имена и лица, новые знания. Как же я любил своих родителей, как же я любил всех зентеров – моих братьев и сестёр, как же я любил эту жизнь. Я бегал, резвился и ликовал. Родители всегда с умилением смотрели на меня. А потом, когда я стал чуть более смышлёным, папа и мама рассказали мне о других народах: о весёлых зактарах, о преданных октарах и, конечно же, о величественных финтарах, которых я так сильно хотел увидеть. В воздушном народе воплотилось всё, чего не было у нас, у зентеров. И поэтому я хотел всего раз увидеть этот дивный народ. А после этого мои родители рассказали мне о Кольене и роли кольера. Они также сказали, что мой отец был избран кольером.