отстоять, но на ее стороне был только отец, все прочие князья выступали резко против, потому что каждый считал себя куда более достойным императором, чем сомнительный наследник. Каждый второй выдавал предположение о том, что реликвия была припрятана ушлыми Стаминскими, потому что у наследника не было шансов быть ею принятым. Остальные были настроены куда пессимистичнее и считали, что реликвия уничтожена.

Тем не менее выбор председателя удалось провести. Им оказался князь Марков, тоже мне незнакомый. Выглядел он помоложе Шелагина, но уверенности ему хватало.

— Попрошу всех успокоиться и занять свои места, — зычно сказал Марков. — Евгения Павловна, вас это тоже касается. Места для приглашенных на Совет — вот там.

— Я не приглашенная, я имею право здесь находиться, — уперлась великая княгиня. — И сейчас вы занимаете мое место.

— Либо вы проходите, куда вам сказали, либо покидаете зал заседаний немедленно.

— Хотела бы я знать, как вы это обеспечите, — храбрилась Евгения Павловна. — Слава богу, дворцовая охрана подчиняется пока еще мне.

— Вы — главная обвиняемая в пропаже реликвии.

— Ее украли, — уже с отчаянием сказала Евгения Павловна. — Из моих апартаментов. Отец свидетель.

— То есть ваш отец видел, как крали реликвию? — уточнил Марков. — И это был не господин Прохоров, как я понимаю?

— Я не видел, как крали реликвию, — возмутился Стаминский. — Думаете, я стоял бы и спокойно на это смотрел?

— Если это в ваших интересах, почему бы и нет? — парировал Марков. — Тогда о чем говорит ваша дочь?

— Она мне сообщила, что реликвия была украдена вот только что, — неохотно сказал Стаминский. — Никто посторонний, даже прислуга, не заходил.

— А как насчет того духа-хранителя, о котором Евгения Павловна всем уши прожужжала? — ехидно спросил кто-то. — Того самого, который убил пожилую целительницу, чтобы доставить Евгении Павловне удовольствие. Может, он решил на этом не останавливаться и доставлял Евгении Павловне удовольствие и раньше, поэтому реликвия и пропала?

— Как вы смеете! — вспыхнула великая княжна.

Но слово уже было сказано и недоверие выражено. На предложение проконсультироваться у целителей сразу вспомнили, что у тех свои интересы, а значит, веры им ровно столько же, сколько Евгении Павловне. Особенно в этом усердствовал Прохоров, время от времени напоминая, что, поскольку обвинили его отца, то реликвия должна быть возвращена в их семью, иначе смерть старшего Прохорова окажется напрасной.

Однако… Хоть с председателем, хоть без Совет упорно скатывается в полнейший хаос.

Глава 27

Совет князей окончательно превратился в базар. Все ругались со всеми, и даже Евгения Павловна напрочь забыла о своем трауре и отгавкивалась с таким усердием, как будто была мелкой скандальной собачонкой, а вовсе не великой княгиней. Председатель собрания тщетно пытался навести порядок, но его голос тонул в общей массе воплей князей, припоминающих друг другу все прегрешения чуть ли не с момента образования княжеств.

Голос Шелагина, усиленный магией, прозвучал так, что перекрыл остальные.

— Хватит! Мы собрались здесь ради реликвии!

— Действительно, — согласился Прохоров. — Где наша реликвия, выстраданная отцом?

— Выведите кто-нибудь этого недоумка, — скомандовал Шелагин. — Он препятствует работе Совета, создавая атмосферу цирка.

На удивление, его послушались, и два дворцовых стражника подхватили под руки отчаянно сопротивляющегося Прохорова и потащили наружу. Почему-то появилась уверенность: Юлианна брату непременно возмущенно выговорит, что ему на блюдечке отец все поднес, а сам Георгий не смог удержать.

— Я все осознал! — заорал он уже у двери. — Обещаю молчать. Прохоровы не претендуют на императорскую реликвию.

— Учтите, — важно сказал Марков. — Если вы еще раз позволите себе такое высказывание, на голосование встанет вопрос о вашем исключении из участников Совета навечно. А то и вообще поставим вопрос, не лишить ли Прохоровых княжеского достоинства и самого княжества.

— Не посмеете, у нас же реликвия. — Князья замолчали и уставились на Прохорова. Он тут же испуганно уточнил: — Княжеская.

— А чего она стоит без основной? — прищурился Марков, по-видимому уже прикидывающий на себя роль вечного председателя Совета. В нынешних реалиях — почти императора. — Ничего. Так что…

Он обвел взглядом притихших князей, осознавших, к чему они подошли.

— В таком случае в обсуждениях должны участвовать и губернаторы, — сказал Шелагин.

— Позвольте, — возмутился кто-то, — но губернаторы — назначаемая должность, а мы здесь по праву крови.

— Марков только что сказал, что право крови аннулируется без основной реликвии.

— Нужно заставить Стаминских вернуть императорскую реликвию, — решил Дорофеев. — Или же они будут первыми лишившимися княжеского титула.

— Но у нас ее нет, — возмутился Стаминский. — Ее украли.

— Значит, вы виноваты в том, что не усмотрели, — продолжил гнуть свою линию Дорофеев.

— Не усмотрели императорские охранники.

— Как вы легко перекладываете вину своей дочери на посторонних, — с издевкой сказал Дорофеев. — Кто бы доверил реликвию охранять кому попало? Так что либо возвращайте реликвию, либо останетесь без княжества. Господин Марков, организуйте голосование.

Марков важно откашлялся и спросил:

— Кто за предложение господина Дорофеева? Ставлю на голосование. Господин Стаминский и его дочь в голосовании не участвуют. Их голоса учитываться не будут.

— У меня должно быть право вето, — возмутилась Евгения Павловна.

— Вы его утеряли вместе с реликвией.

— Господа, — продолжил гнуть свою линию Шелагин. — Мне кажется, мы собираемся совершить ошибку.

— Вот именно! — радостно поддержала его великая княгиня.

— И я сейчас не об отстранении Евгении Павловны — с этим я полностью согласен, а о лишении княжеских привилегий.

— Павел Тимофеевич, ну чего ты, — пробухтел Дорофеев. — Мы же не просто так лишаем, а за солидный проступок.

— К которому господин Стаминский имеет лишь опосредованное отношение, — отбрил Шелагин. — Реликвию он не крал.

Он воспользовался возможностью и вышел вперед, встав на возвышение, на котором находился стол председателя. Значит, скоро будет сигнал. Реликвию я извлек из пространственного кармана, но пока держал в невидимости.

— Хорошо, — решил Марков. — Если господин Стаминский поклянется, что никогда ничего не злоумышлял против реликвии, то мы вторую половину предложения на голосование не поставим.

Господину Стаминскому предложение не понравилось. Еще бы, даже при мне он выражал желание реликвию уничтожить, и я подозреваю, что это было не впервые.

—