это, подняла на него глаза и закрыла книгу, похлопав по диванчику рядом с собой.

– Ладно, проходи, садись.

Он вместо того чтобы сесть, медленно прошелся вдоль заиндевевших окон, потирая шею.

– Ты тут с тех пор, как я ушел?

– Да, – призналась она со вздохом. – Но если увидишь Веронику или Джесс, пожалуйста, не говори им, а то заставят, не дай бог, идти танцевать.

Джастин хмыкнул. Он всегда ценил в Лиз прямоту: в этом они были похожи, – так что ему было легко проявить сочувствие.

– Ты не собираешься у меня спросить, кто та леди, которую я искал?

– Зачем? Не собираюсь лезть в твои личные дела – у нас в семье для этого есть другие дамы, – лукаво улыбнулась Лиз.

Он улыбнулся в ответ:

– Ее зовут Медлин.

– Медлин… А дальше?

Элизабет положила книгу на колени.

– Фамилии ее я не знаю. – Джастин провел рукой по волосам. – Знаю лишь, что она красивая, белокурая, с ясными голубыми глазами и ямочками на щеках, перед которыми не устоит и святой.

– Ямочки, перед которыми… Надо признаться, я никогда раньше не слышала, чтобы ты таким слогом описывал дам, – удивилась Элизабет, склонив голову и удивленно хлопая ресницами.

Джастин кивнул, продолжая расхаживать по комнате:

– Да, и сам не знаю почему.

– Я, конечно, мало что в этом понимаю, но, похоже, ты влюбился по уши. Джесс каждый раз, когда по уши влюбляется, говорит что-то наподобие.

– Черт, я что, в Джесс превращаюсь?

Он запустил в волосы обе руки, и Элизабет рассмеялась.

– Обещаю никому не рассказывать.

– Я и не сомневался, – пробормотал Джастин, качая головой. – Потому тебе и сказал.

– И это все, что ты о ней знаешь?

Он покачал головой:

– Нет, еще знаю, что она потеряла сережку с бриллиантом. Я отдал ее леди Генриетте, потому что не она сказала, что знает, чья она.

– А леди Генриетта не назвала тебе фамилию Медлин?

– Нет, просто взяла серьгу и отправилась наверх.

– Наверх? – удивилась Элизабет. – Вот это интересно. Ты думаешь, она решила оставить серьгу себе?

– Не знаю. Но зачем ей одна?

Он наконец остановился и, опершись рукой о подоконник, посмотрел в темноту за окном, расцвеченную заиндевевшим стеклом.

– Как бы то ни было, мне кажется, что никогда больше не увижу Медлин.

Глава 10

Модистка в Мейфэре. Если и есть худшее место в цивилизованном мире, чтобы провести день, леди Элизабет Уитморленд такого не знала. А эта пытка бесконечными тычками, уколами и обмерами? И конца этому не видно, потому что ей необходимо обзавестись полным гардеробом: платьями бальными и повседневными, сорочками, чулками, корсетами, шляпками, сумочками и лентами – всеми принадлежностями для дебюта в свете юной леди, то есть массой мишуры, если спросить саму Элизабет. Сколько нужно девушке повседневных платьев? Уж точно не дюжину, которую для нее заказала мать. И это в дополнение к тем, что были заказаны для Джесс. И если количество повседневных платьев казалось излишним, то бальных и вовсе просто абсурдным.

Тем временем Джесс порхала по мастерской, напевая себе под нос, рассматривала ленты и трогала шелка, словно сбывались ее самые заветные мечты. Элизабет же, в отличие от сестры, терпеть не могла, когда вокруг нее суетятся и хлопочут. Ничто так не действовало ей на нервы, как стояние на низенькой деревянной табуретке, пока вся троица обсуждала, какой цвет лучше подойдет для оторочки по подолу платья – розовый или фиолетовый. Сначала Элизабет понравился зеленый: не фиолетовый и, уж конечно, не розовый, а зеленый, спокойный цвет, не слишком романтичный или бросающийся в глаза. Это цвет деревьев и кустов. Пока что ей заказали всего одно зеленое платье, и она уже обдумывала предлоги, чтобы надевать его каждый день.

Если говорить о предлогах, то Элиза придумала их великое множество, чтобы отговариваться от бесконечных поездок к модистке. Самым убедительным из них – по ее скромному разумению – было то, что Джесс – ее точная копия. Так зачем ездить вдвоем, если можно просто все шить в двух экземплярах, взяв ее за образец? Вместо провозглашения гениальной эта мысль, однако, вызывала у матери угрожающее вскидывание бровей, означавшее, что она по горло сыта проказами дочери. А Джессика грустно хлопала ресницами и говорила: «О, Лиз, разве тебе не хочется самой выбирать разные чудесные вещицы?»

Вообще-то ей ничего не хотелось, но, увидев вскинутые брови матушки, Лиз скрепя сердце соглашалась ехать. Хуже, чем испытание тычками и иголками, было только уклонение от ответа на вопрос матери, когда Элизабет выберет себе камеристку.

Ну не собиралась она заводить камеристку. Зачем ей делать чьим-то постоянным занятием тычки, уколы, оборачивание в ткани и дерганье за волосы? Нет, спасибо. Она терпеть не могла зачесывать волосы вверх: от этого шея мерзнет, – но мать отказывалась слушать ее логичные доводы. Вне зависимости от этого Элизабет желала оставаться такой же, какой всегда и была, и не брать камеристку. До восемнадцати лет дожила без нее, проживет и дальше. Джесс может взять себе камеристку и радоваться, а она лучше найдет укромный тихий уголок и почитает.

Именно поэтому она спряталась за рулонами ткани, когда Джессика поздоровалась с леди Генриеттой и ее матерью, которые вошли в мастерскую.

После обмена любезностями и восторженных отзывов о крещенском бале вчера вечером леди Хезлтон сказала:

– Ну, после того, как мы тут закончим, отправимся на биржу труда. Генриетте нужна новая камеристка.

– Правда? – явно заинтересовалась мать. – Моей Элизабет тоже. Может, отправить ее с вами?

Элизабет содрогнулась и постаралась получше спрятаться в надежде, что ее не заметят.

– Вы ищете новую камеристку, Генриетта? – весело и дружелюбно спросила Джессика.

– Мне пришлось уволить прежнюю вчера, прямо во время бала, – раздраженно ответила Генриетта.

– Вот как? – воскликнула леди Уитморленд. – Ужас какой!

– А что случилось? – полюбопытствовала Джессика.

Элизабет покачала головой. Пусть Джессика во все влезает.

– Нечто совершенно чудовищное, – заявила Генриетта. – Я обнаружила, что она украла у меня сережку с бриллиантом.

– Боже праведный! – вскричала Джессика.

– Да, – продолжила Генриетта, – а когда я устроила ей допрос с пристрастием, выяснилось, что она к тому же похитила у меня платье и туфли и тайком пробралась на бал, изображая гостью. Представляете?

– Нет! – раздался полный ужаса голос их матери.

– Да, – ответила Генриетта с тем же ужасом в голосе и глубоко вздохнула. – Вот ведь позор. Она казалась такой милой, когда мы ее наняли. Трудно найти хорошую прислугу.

– Да. Ну что ж, желаю удачи, – сказала леди Уитморленд вслед уходившим из мастерской Хезлтонам, а когда она с дочерьми, по ее мнению, остались одни, добавила: – Не