из этих вопросов лучше, чем я сам, – просто ты еще этого не знаешь.

– Я в этом совсем не уверена, – ворчу я.

– Зато я уверен. – Он наклоняет голову. – Однако, при всем том, мерцающие сущности – это не призраки их будущего. Это смещения во времени.

– Ладно. Значит, меня атакуют смещения во времени. – Я раздраженно вскидываю ладони. – Что это вообще значит?

Реми возвращается к плетению гобелена.

– Это значит, что все время существует одновременно, и мы просто находимся на разных временных линиях. Так что что-то в тебе и Джуде…

– Я голосую за тот факт, что они отказывались навести порядок в своих головах три гребаных года, – вступает в разговор Иззи, сидя на ступеньке старой шаткой лестницы.

Глядя на нее, Реми закатывает глаза, затем берет у меня еще несколько кошмаров.

– Иногда на некоторые вещи просто требуется время, Изадора.

– Выходит, пока они выясняют отношения, Эмбер должна терпеть, чтобы в нее бросали йо-йо? – удивляется Саймон, подняв брови.

Эмбер сердито смотрит на него.

– Справедливости ради, я не считаю, что оно было специально брошено в меня.

Саймон и Моцарт переглядываются, как бы говоря друг другу: «Ага, как же».

– О, оно однозначно было брошено специально в тебя, – прикалывается Моцарт, пока Джуд передает мне еще одну порцию кошмаров.

Он уже почти закончил распускать свой гобелен, а Реми уже почти закончил плести новый. На нем явно имеется изображение – он уже сейчас выглядит в тысячу раз лучше, чем тот, который вышел из строя, – но по какой-то непонятной причине я не могу разглядеть, что это за изображение. Впечатление почти такое, будто кто-то намеренно заблокировал его.

– Как бы то ни было… – Реми поворачивается к ним троим и закатывает глаза, – Джуд имеет дело с кошмарами, а всем известно, что сновидения существуют вне времени. Ты видишь одновременно прошлое, настоящее и будущее. Соедините эти две вещи, и вы получаете, что йо-йо, которому сотня лет, бьет кого-то из вас по ногам.

От его слов меня пронизывает шок, и я вдруг очень радуюсь тому, что Джуд только что обнимал меня, потому что все еще могу ощущать его тепло несмотря на то, что по моей спине пробегает холодок.

– Но их сопряжение произошло только двадцать минут назад, – удивляется Луис. – Каким же образом это, черт возьми, могло так расхреначить все остальное?

– Наше сопряжение ничего не нарушило. – Джуд произносит это решительно и твердо. – Оно исправило то, что было нарушено.

Он прав. Оно и впрямь исправило то, что было нарушено. Включая нас двоих.

Я вспоминаю все те разы за последние несколько дней, когда случались те или иные странные вещи.

Нас с Джудом свели в пару, ради учебного проекта по творчеству Китса, и я впервые начала видеть мерцающие сущности.

Он поцеловал меня, и лес словно сошел с ума.

Он сказал мне, что любит меня, и я начала видеть прошлое, настоящее и будущее одновременно.

И все это время происходили эти маленькие смещения во времени, все усугубляясь и усугубляясь всякий раз, когда мы снова расставались. Всякий раз, когда наше сопряжение так и не происходило.

Потому что мы всегда были предназначены друг для друга.

Всего несколько дней назад мне казалось, что Джуд это картинка-головоломка, пазл, многих фрагментов которого мне не хватало. Но теперь я понимаю, что этот пазл намного, намного обширнее, чем я думала вначале. Потому что все события последних нескольких дней, все фрагменты – все, что я видела, все, что узнала, все, что сделала, – все это находится перед моими глазами. Мне нужно только собрать картинку.

И что-то подсказывает мне, что этот гобелен поможет мне в этом.

Джуд передает мне последние нити-кошмары, и я передаю их Реми. Затем он подходит ко мне, обвивает руками мою талию, и мы смотрим, как все это сходится вместе.

Но как бы пристально я ни всматривалась в этот новый гобелен, я не могу разглядеть, что на нем изображено.

Пока внезапно у меня это не получается.

Реми заканчивает вплетать последнюю нить, и, когда он отходит назад, мы все уставляемся на портрет улыбающегося мужчины, находящийся прямо в середине нового гобелена.

– Как ты думаешь, кто это? – спрашивает Саймон Реми.

– Понятия не имею, – отвечает Реми, качая головой. – Но вид у него немного мутный и неопрятный.

– Точнее, весьма мутный и неопрятный, – поправляю его я.

– И что теперь? – спрашивает Эмбер. – Как вы собираетесь попытаться поймать всех этих…

Она осекается, широко раскрыв глаза, когда мужчина на портрете вдруг сходит с гобелена и оказывается в погребе среди нас. У него нечесаные каштановые волосы, длинная борода, темно-фиолетовая домашняя куртка, знававшая лучшие времена, и самые старые стоптанные тапочки, которые я когда-либо видела.

И он явно смотрит на нас свысока, потому что первое, что он нам говорит, это:

– Ну наконец-то. У вас, ребята, определенно ушло на это слишком много времени.

Глава 89

Еще не все потеряно

Над нами раздается еще один оглушительный раскат грома, а затем воцаряется тишина. Дождь прекращается. Ветер стихает. Молнии и гром мгновенно сходят на нет.

– Какого хрена? – восклицает Луис. – Шторм что, просто… прекратился?

– Это моя вина, – говорит мужчина с гобелена. – Мои друзья иногда могут проявлять чрезмерный энтузиазм, и какое-то время они искали меня.

– Что все это значит? – спрашивает Эмбер.

– Вы же не думали, что это, и правда, ураган, не так ли? – Он цокает языком, затем поворачивается к Саймону. – Мне казалось, что русал сообразит, что к чему.

Саймон сжимает зубы.

– Я сирена.

Мужчина машет рукой.

– Те же яйца, только в профиль, – говорит он, быстро пройдя мимо нас.

– Э-э-э, простите… – начинает Моцарт, но мужчина не удостаивает ее вниманием.

Тогда в дело вмешивается Иззи и, преградив ему путь, резко спрашивает:

– Кто вы такой, вашу мать?

– Полно, Изадора. – Он качает головой с видом отца, разочарованного в своем чаде. – Трудное детство – это не повод для сквернословия.

– Ага, а появление из гобелена – это не повод для того, чтобы быть жлобом, но вас это, похоже, не беспокоит, – парирует она.

Он только смеется.

– Ты никогда не лезла за словом в карман.

Я ожидаю, что он скажет что-то еще, но вместо этого он просто проходит к столу, стоящему в центре погреба и, взяв с него рюкзак Луиса достает из его бокового кармана бутылку воды и одним долгим глотком выпивает ее.

– Я приношу свои извинения. – Он бросает на Луиса невеселый взгляд. – Прошло уже десять лет с тех пор, как я в последний