удалилась к себе и под завывания ветра и яростный шум прибоя родила здорового мальчика, которого тут же взял на руки его отец, граф Франсуа, и долго разглядывал, не сдерживая гордости и улыбки. Он поцеловал жену, сжал ее руку, и поблагодарил за такой прекрасный подарок. Малыш был назван Ноэль в честь Рождества, и счастливые родители не могли наглядеться на него. Изабель наслаждалась своим новорожденным сыном, разглядывая маленькие ручки и ножки, а Франсуа делился радостью с Валентиной, показывая малыша портрету возлюбленной. Ближе к утру малыш был передан кормилице и няне. Такого крохотного в пеленках с графскими вензелями, женщины унесли в детскую и положили в колыбель, чтобы измотанная родами Изабель наконец то могла поспать.

Когда новорожденный виконт Ноэль де Муйен заснул в кроватке под улыбки нянь, в своей комнате проснулся Эстен де Монтроа. Он ничего не знал о ночных родах, так как ушел еще до конца ужина, а до третьего этажа не долетали ни крики роженицы, ни топот сбивавшихся с ног слуг.

Возможно, некоторые способности его матери все же передались незадачливому сыну, но что-то настойчиво заставило его подняться с кровати. Он встал и долго вслушивался в уснувший дом. Он прошелся по комнате, чувствуя, что происходит нечто, что требует его присутствия.

Накинув халат, маркиз тихо приоткрыл дверь. Он стал медленно спускаться по узкой лестнице, рискуя оступиться и сломать себе шею в полной темноте.

Оказавшись в холле второго этажа, он замер, притаившись за колонной. Кто-то шел по лестнице, ступая тихо в мягких туфлях. Женщина? Эстен высунул голову и действительно увидел женщину. Больше похожая на призрак, в белой сорочке и какой-то развевающейся за ней накидке, она казалась хрупкой и полупрозрачной, от чего Эстен сначала принял ее за призрак Валентины.

Но нет. Это был не призрак. Женщина медленно шла, тихо ступая по плитам. Казалось, ей тяжело идти, она немного прихрамывала и то и дело хваталась за перила. Эстен пошел за ней, как только она скрылась в левом крыле. Не зажигая свечи, дама проследовала по длинному коридору, растворила дверь, и скрылась в какой-то комнате.

Эстен бросился за ней бегом, боясь, что она успеет совершить преступление до его прибытия. В том, что дама задумала преступление он ни секунды не сомневался. Когда же он вбежал в комнату, то замер, смущенный тем, что увидел.

Женщина стояла над колыбелью, в которой спокойно спал крепко запеленутый ребенок. В темноте было невозможно различить что то подробно, но Эстен понял, что пропустил самое важное, что Изабель родила, и что дама специально шла в детскую, чтобы посмотреть на ребенка. Он немного расслабился, хотя внутренний голос приказывал ему броситься на даму и схватить ее за руки. Голос же разума шептал, что такая хрупкая женщина вряд ли может причинить ребенку вред. Когда он уже хотел удалиться из детской, решив, что не имеет права следить за незнакомкой, дама вдруг подняла руки наверх, и в свете луны ярко сверкнуло лезвие кинжала. Эстен на секунду замер, потом одним прыжком бросился на даму, схватил ее за талию и оттащил от колыбели.

Дама закричала, скорее зашипела, и тут Эстен понял, что держит в руках старую графиню, и что то, что он принял за покрывало на ее голове, на самом деле было седыми волосами. Графиня, еще день назад казавшаяся немощной старухой, сопротивлялась с ловкостью змеи. Она вырывалась из его рук, шипя и ругаясь, как сапожник, и кинжал ее поранил ему руку. Брызнула кровь, запачкавшая ее одежды. Воспользовавшись его замешательством, старуха кинулась к колыбели, но Эстен снова оказался быстрее. В этот момент от шума проснулась кормилица. Увидев схватку, она истошно закричала. Вскоре послышался топот ног, в комнату вбежали слуги с факелами, а следом за ними граф де Муйен в черном халате, развевавшимся за ним, словно крылья.

Эстену как раз удалось скрутить старухе руки. Кинжал упал на пол к ее ногам, и кормилица схватила его, унося подальше от обезумевшей графини.

— Что происходит, мама? — спросил Франсуа.

— Убей его! — закричала она, пытаясь вырваться из рук Эстена, — убей! Он — твоя погибель! Я видела это в ковше! Он!

— Но он — мой сын, — сказал Франсуа, подходя ближе, — и его жизнь ценнее моей.

Кормилица протянула графу кинжал, и тот взял его в руки. Губы его дрогнули.

— Уходите все отсюда, — сказал он слугам, рассматривая острое лезвие, — вы разбудите виконта, — и мадам уведите. Пусть ее сон охраняют самые крепкие парни. Те, кто всегда сможет помочь пожилой женщине.

Графиня молчала. Она уже вся скрючилась, и ноги перестали держать ее, будто в миг она состарилась на десятки лет. Два лакея подняли графиню на руки и унесли в ее покои, а граф де Муйен остался в детской наедине с Эстеном.

— Вы ранены? — спросил он.

Эстен осмотрел в свете луны порез на руке, достаточно глубокий, но не настолько, чтобы вызвать беспокойство.

— Нужно перевязать, — сказал Франсуа, и действительно занялся перевязкой, разорвав на бинты одну из детских пеленок, — моя мать сошла с ума, маркиз, — проговорил он тихо, — и я благодарен вам за то, что помогли разоблачить ее намерения и спасли ребенка. Я вынужден просить вас остаться и дальше в замке, потому что я не могу быть уверен в том, что она не предпримет еще попыток убить моего сына. Если мать что-то взяла в голову, то уже не выкинет.

Эстен поклонился. Потом посмотрел на малыша, который пошевелился и закряхтел. Франсуа улыбнулся, достал наследника из колыбели и прижал к груди.

— Ребенка я заберу к себе, — сказал он и сделал знак кормилице следовать за ним, — Благодарю вас за помощь, месье. Благодарю еще раз, — он пожал Эстену руку, поклонился, и вышел из комнаты.

Следом побежала перепуганная женщина.

Эстен остался один. Он некоторое время смотрел в пустую колыбель, потом подошел к окну и стал смотреть на море, плескавшееся в лунном свете. Все же от матери он унаследовал ее интуицию, позволявшую ей безошибочно угадывать его действия. От матери было не скрыться, казалось, она видела его изнутри. Сегодня он понял, как действует эта сила, которой совершенно невозможно сопротивляться.

Он был бы невероятно счастлив, если бы этот ребенок был его сыном.