как сильно десять ударов могут ранить, заставляет меня подчиниться. Я наклоняюсь, прежде чем он успевает произнести хоть слово. Когда мои руки касаются прохладных шелковых простыней на кровати, меня охватывает унижение за мое злополучное решение зайти в его комнату.

Как будто все и так недостаточно плохо.

Я не думала, что меня поймают, и уж точно не он. Я даже не слышала, как он приблизился. Ни единого шага или чего-то еще, пока он не захотел, чтобы я знала, что он здесь и наблюдает, как я облажалась.

Одна теплая рука ложится на обнаженную кожу по центру моей спины, а затем, прежде чем я успеваю сделать следующий вдох, он приподнимает подол моего платья и наносит мне сильный шлепок по заднице.

От удара мое тело подбрасывает вперед, и от вспыхнувшей боли я хватаюсь за простыни.

Еще один сильный удар по моей заднице, от которого у меня заблестели звезды.

— Перестань, мне больно, — морщусь я.

— Это должно быть чертовски больно.

Не знаю, выдержу ли я еще один такой удар. Но, думаю, он хотя бы не душит меня, как Тед. Никто, даже титулованные придурки в клубе, не были такими жестокими, как Тед.

Но это не значит, что боль стала меньше.

Еще один шлепок по моей заднице, и когда я пытаюсь вырваться, он хватает меня и перекидывает через колено, словно я капризный ребенок, которого только что застали за плохим поведением.

— Ты от меня не уйдешь, — обещает он, сжимая мои ноющие ягодицы.

Я не знаю, что происходит, но я чувствую, как та же неуловимая вещь, что была несколько мгновений назад, меняется.

Мне требуется несколько вдохов, чтобы понять, что это его прикосновение — он касается меня, держит меня.

Когда он проводит пальцем от верхушки моей задницы, затем спускается к моей киске и задерживается там, я удивляюсь, почему он останавливается. Только когда он приближает меня к твердым мышцам своей груди, я чувствую, как между моих бедер скапливается влага. Влага, которая растет, когда он гладит кончик моего клитора через кружевную ткань моих трусиков.

— Плохая девочка, — насмехается он, и я пытаюсь вырваться из его хватки. — Тебе нравится, когда тебя наказывают.

— Отпусти меня, гребаный придурок.

— Зачем мне это делать, если я тебя возбуждаю?

Когда я смотрю на него, мои волосы падают мне на лицо.

— Иди к черту.

— Нет, как я уже говорил на днях, куколка, я бы с удовольствием тебя трахнул.

— Я не собираюсь с тобой трахаться, — быстро говорю я, и тут же это ощущается как бесполезное утверждение, которое я пытаюсь сказать себе.

— Но ты этого хочешь.

— Нет.

— Твоя мокрая киска говорит об обратном, Куколка. — Улыбка возвращается на его лицо, и он дает мне один сильный шлепок, за которым следует еще один и еще.

Это больше пяти. Но пока он продолжает шлепать меня и сильно тереть мой клитор, я так возбуждаюсь, что больше не чувствую боли. Что-то злое овладевает моим телом, и звук, который исходит из меня, больше похож на громкий стон, и не для человека который должен испытывать боль.

Черт, я чувствую, что сейчас кончу.

Что за фигня?

— Это за то, что врала мне и себе. — Последний шлепок с грохотом обрушивается на мою задницу. — Остальное — чтобы намочить твою киску.

Я делаю глубокий вдох, когда он поднимается вместе со мной и усаживает меня на кровать. Он так быстр, что я едва замечаю, что он делает, пока он не хватает меня за запястья и удерживающие устройства, лежащие рядом с нами на кровати.

Я даже не успеваю отстраниться, как он связывает мои запястья вместе и закрепляет мои руки надо мной на кровати. Он зацепляет ремни где-то. Я не вижу где, но я зацеплена, и я никуда не уйду, пока он меня не отпустит.

Я знаю, что он в своей стихие, когда он срывает с меня платье одним быстрым движением. Я задыхаюсь и собираюсь протестовать или сделать что-то, чтобы бороться и защитить себя, но каждое слово умирает в моей голове, когда он ныряет между моих бедер, отодвигает мои трусики в сторону и толкает свое лицо прямо в мою киску.

Все остальное вылетают из моей головы, когда его скользкий влажный язык проникает в мой проход и ласкает мой клитор.

Я мечусь, извиваюсь, сопротивляясь ему и ограничениям, но он удерживает меня на месте более сильным толчком и начинает усиленно сосать мой клитор.

Удовольствие, грубое и первобытное, пронзает меня рябью, которая обжигает мое тело. Каждый круг его языка разбивает мои чувства, и в этот момент я отдаюсь ему с полной капитуляцией и подчиняюсь его контролю надо мной.

— Хорошая девочка, перестань бороться, — говорит он под оглушающий гул энергии, которая лишает меня рассудка, и я кончаю.

Я кончаю ему на лицо так сильно, что кричу и выгибаюсь, пытаясь вырваться из ремней безопасности, отчего изголовье кровати ударяется о стену.

Мрачный смешок срывается с его губ, и я бросаю на него возмущенный взгляд.

Я не смею ничего сказать. Я не в том положении, чтобы бросать ему вызов. Это не похоже на ту ночь, когда он приковал меня к стене.

Я только что показала ему, с какой стороны он может на меня смотреть, и черт его знает, что я пробудила своим любопытством.

Возбуждение нарастает снова, когда он высасывает остатки моих соков, облизывая меня сверху донизу, пока я не стану чистой. Чистой и желающей большего.

Когда он выпрямляется, я замечаю несомненную выпуклость, упирающуюся в его штаны. Я почувствовала его, когда была у него на коленях, теперь я лучше понимаю, почему ему нужно надевать большие презервативы.

Когда он проводит рукой по своему члену, мои губы приоткрываются, и я задаюсь вопросом, собирается ли он меня трахнуть.

Я не могу этого сделать, не так. Не без некоторого контроля с моей стороны.

Я вздрагиваю, когда он скользит к моему лицу и облизывает мою шею. Я вспоминаю, что он сказал о поедании. Хотя я не думаю, что он имеет в виду просто облизывание.

— Отпусти меня, — бормочу я, но даже мне самой это кажется неубедительным.

— Я отпущу тебя, когда закончу с тобой, Саммер Ривз. Ты вкусная, и я хочу поиграть с тобой еще немного.

— Больше никаких игр, — возражаю я.

— Слишком нравится? Выбор за тобой: позволь мне снова вылизать твою киску или отшлепать тебя. — Он снова гладит свой член и начинает расстегивать штаны. — Отвечай мне.

Я не знаю, что сказать, чтобы не звучало