даже не знаю, что бы это мог быть за момент.

Но сейчас вид худой обнаженной женщины, лежащей на моем столе, пытаясь принять соблазнительную позу, не вызвал во мне ничего, кроме раздражения и… отвращения.

Когда я велел Амаре одеться и оставить меня, она разразилась слезами.

— Ты не попробовал мое лакомство. Фавероль тебе понравилась, а торт? Я так старалась! Ты что… Действительно влюбился в эту мерзкую переделку, Грэм? Нравятся ее губы? Хочешь, я себе тоже такие сделаю? Грэм, мне кажется, ты меня совсем не любишь. Ты что, охладел ко мне? Ну, скажи, что хочешь меня? Между нами ведь все, как прежде? Избавимся от переделки и поженимся, верно? Я — твоя истинная. Даже Дэйган это признал!

Я поморщился.

Не подозревал, что Амара способна говорить таким дребезжащим голосом…

Дэйган как раз в последнее время по-драконьи намекал мне совсем на другое.

— Мы поговорим об этом позже, Амара. А сейчас тебе нужно привести себя в порядок.

Перевел взгляд на ее шелковый халат, на котором крем оставил жирные разводы, чего она, кажется, совсем не замечала, и ощутил уже даже не отвращение, а брезгливость.

В эту ночь мне снова снилась девушка с длинными волнистыми волосами, рыбкой скользящая в воде.

Об Амаре я предпочел бы в ближайшее время не вспоминать.

И вот она заявилась ко мне на следующий же день — благо, что не в халате.

Я надеялся, что она придет в себя и будет поспокойнее, чем вчера, но, очевидно, зря.

Любовница положила на мой стол обгорелые слипшиеся в один кусок бумаги.

Дался ей мой несчастный стол!

То сама на него ложится, то торт роняет, то какую-то головешку кидает…

Наверное, я сам виноват — дал ей слишком много воли.

— Вот, полюбуйся, что сотворила с бухгалтерскими отчетами твоя ненаглядная! — возбужденно воскликнула Амара. — Знаю, что ты велел управляющему принести их, но видишь, что с ними сталось!

— Моя ненаглядная — это ты о Виоле?

— А о ком же?

— Не припоминаю, чтобы хоть когда-нибудь называл ее так. Успокойся и расскажи, что случилось, Амара.

— Отчеты были у меня, мне надо было в них кое-что перепроверить. И тут Виола затребовала их себе.

Интересно. Очень.

— Виола затребовала себе отчеты по поместью? И зачем они ей понадобились?

— Разумеется, затем, чтобы их уничтожить! Она сама мне об этом сказала. Хочет отомстить за то, что ты лишил ее денег на косметии! Так вот после того, как я отказала, Виола проникла в мою комнату и подпалила тепловой руной бухгалтерские книги! Моя служанка видела своими глазами. Неужели даже после этого ты не хочешь как следует наказать эту занозу, Грэм?

Я поднял дымящийся талмуд в воздух и покрутил его, разглядывая со всех сторон.

— Возможно, отчеты удастся вернуть в жизни при помощи руны восстановления.

— А разве есть такая руна? — Амара округлила рот в форме буквы «о», словно была неприятно удивлена. — Но даже несмотря на это, она заслуживает наказания!

— Это правда, что сборщицы хлопка уже жаловались тебе на приставания Мердока? — вдруг резко спросил я.

Прямо посреди кар, которые Амара насылала на голову Виолы. Она растерялась и ее глаза вдруг забегали.

ГЛАВА 40

— При чем здесь это? Мы сейчас вовсе не о Мердоке говорим! — чуть громче, чем полагается, закричала она. — Эти лживые бабы все придумали! Уверена, им нравились его ухаживания. Не смогли поделить его и наговорили на бедного мужчину!

Я смотрел на эту женщину, которую, как мне казалось, знал, и пребывал в полном недоумении.

Она истерила и негодовала.

Впервые видел собранную, хладнокровную, сдержанную Амару такой.

Я доверял ей, и ни разу за долгое время эта женщина не позволила в себе сомневаться.

Мне нужно было это обдумать.

Очень хорошо обдумать.

Может, сам виноват, слишком уж раздражительным стал с этим непойманным русальчонком…

Но как тут не быть нервным и раздражительным, если он грозит жизни простых людей с побережья?

В отличие от моего отца, мне дорога была каждая жизнь — что бедняка с прибрежной деревушки, что сановитого вельможи из богатого квартала Эльмарино.

Жизни бедняков, которые для старого адмирала Фрейзера значили меньше, нежели песок, просыпанный сквозь пальцы…

Нет, я не такой, как отец.

Не такой.

— Хорошо, разберусь.

Я было велел слуге вызвать жену ко мне в кабинет, но передумал. Решил сходить к ней сам, хотя терпеть не мог ее омерзительно-розовую спальню. Мне нужно было… осмотреться. Присмотреться к ней.

Каково было мое удивление, когда я нашел Виолу…

Что-то прилежно пишущей за столом.

Так же там лежал «Свод законов Селендории», «Брачный кодекс» и «Земельный кодекс Эльмарино». Таких изданий в моей библиотеке не было. Значит, она где-то достала их сама.

Чтобы Виола читала не модный журнал, а книги!

Да еще и писала!

Она что, хотела меня впечатлить?

Непохоже.

Но откуда ей было знать, что я приду?

— Зачем ты спалила бухгалтерские книги, скудоумная? — зловеще начал я.

— В смысле спалила?

Я швырнул ей на колени обгорелые бумаги. Виола взяла их двумя пальчиками и рассмотрела с искренним интересом.

— Дай-ка угадаю — это тебе притащила Амара и заявила, что это я их сожгла. Так, Фрейзер?

Ее прозорливость неприятно меня удивила.

Или, наоборот, приятно?

Я не мог понять, что чувствую.

Это же Виола. Безмозглая, надоедливая переделка, в которой вообще нет ничего естественного!

Это нелепое переделанное лицо, эти фальшивые волосы…

Но почему она так спокойно, разумно и чуть насмешливо разговаривает?

Возможно ли, что в этих глазах я вижу уже не искусственные сердечки, а зачатки ума?

А ведь правда, она действительно убрала руны с глаз.

И если раньше за черными ресницами-щетками невозможно почти было ничего разглядеть, то сейчас я…

Я засмотрелся в карие зрачки Виолы, похожие на два злато-карьих омута.

Но в следующее мгновение ее толстые губы зашевелились, и это очарование было разрушено.

— Я к ним не притрагивалась. Амара сама их спалила. Но ты, конечно, поверишь своей обожаемой любовнице, а не мне, — вздохнув, девушка покачала головой.

— Разумеется, скудоумная, — процедил я. — С чего бы Амаре уничтожать отчеты?

Но в глубине души я вдруг с удивлением понял, что мне хочется ей поверить.

Что-то в этой девушке было такое…

С безграничным удивлением я вдруг понял, что меня влечет к ней.

Невозможно!

Пару минут Виола молчала, а потом выпалила:

— А зачем уничтожают улики? Похоже, твоя драгоценная бабулька очень не хотела, чтобы кто-нибудь, например, я или ты, покопался в них основательно.

— Драгоценная бабулька?! — прорычал я.

— Ну да. Вы