Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних просмотр данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕН! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту pbn.book@gmail.com для удаления материала
Книга "Открытая рана - Сергей Иванович Зверев", стр. 48
И участковый не подвел. На следующий день преподнес на блюдечке то, что мы так искали. Где-то неделю назад к береговому маяку подъезжал грузовик с крытым кузовом. Издали местные школьницы, прыгающие отважно с утеса, высмотрели из природного любопытства, как из грузовика выносят увесистые предметы. Какие? Ну вроде свернутого ковра, еще пара ящиков. Занимались этим двое приехавших на грузовике людей. При этом никому не известно, чтобы смотритель ждал из города какие-то грузы, необходимые ему для функционирования маяка или просто для жизни.
Потом грузовик уехал.
— С этими двумя уехал? — встрепенулся я.
— Этого девочки не видели, — произнес Альгис.
— То есть эти приезжие вполне сейчас могут быть там?
— Могут.
— И ждут окна…
Глава 40
Есть уверенность, что оперативная информация значима и актуальна, — тогда срочно планируй и начинай операцию. Притом как можно быстрее, и не тяни резину. Ибо время уходит. И враг может сделать свой ход в любой момент.
Настала пора реализовываться. Кажется — все просто. Заявись ночью к фигуранту с обыском. Возьми за шкирку, не дай сбежать или застрелиться. И пошла раскрутка. Но мешает, что информации пока все же недостаточно. Где хранится груз, подготовленный к переброске? На маяке? А может, и нет. И эти двое, что прибыли на грузовике, — вполне возможно, что это те самые потерявшиеся артельщики, подельники Кутяпы. Или нет? И где они сейчас? Вполне возможно, что держат оборону на маяке и ждут часа, когда откроется окно. А может, они и не там, а где-то рядом? А если и там, то им наверняка есть чем встретить нас. Тогда штурм и риск потерь.
Нет, тут с кондачка нельзя. Надо хорошо подготовиться.
Мы и начали готовиться. Продумали каверзу. И дали отмашку — работаем…
Ближе к вечеру Эдгараса Акелайтиса вызывали в правление колхоза. Явился он туда недовольный — мол, чего дергаете рабочего человека. Ему торжественно объявили, что пришла информация из управления морского бассейна, которому подчинялся береговой маяк. За трудовые успехи Эдгарас поощрен профсоюзной путевкой в Крым. На эту осень. Пусть готовится. На время отпуска замену ему пришлют.
— Не рад? — удивился председатель правления, глядя на кислое лицо смотрителя.
— Да чего мне этот Крым, — недовольно пробурчал смотритель маяка. — И там вода, и тут.
— Не ворчи, Эдгарас. Прокатишься. На народ посмотришь. Здоровья наберешься. Там знаешь какой климат и воздух.
— Да чего мне ваш воздух…
Выйдя из правления, Эдгарас Акелайтис оседлал велосипед, хоть старенький, но хорошо смазанный и с легким ходом. И устремился в направлении своего маяка, который служил ему и домом. Свой маяк он любил. Там не толкались люди, которых он в массе и по отдельности совсем не переносил.
И надо же, такая незадача. Повстречал по дороге участкового — принес его черт сюда. Да не одного, а с каким-то типом, явно не местным. Смотритель зло посмотрел на этих двоих. Проигнорировать власть он не мог, да и приличия не позволяли. Ничего не поделаешь, придется общаться.
…Как мы и ожидали, фигурант двигался на велосипеде, шустро нажимая на педали. Мы его уже ждали на дороге.
— О, Эдгарас, приветствую! — помахал ему рукой Альгис.
Смотритель маяка притормозил. Слез с седла и слегка поклонился, сняв кепку:
— Здрассьте, товарищ милиционер.
Похоже, он относился к тем, кто для удобства и чтобы память не перегружать именами и отчествами, предпочитает именовать всех по профессии — товарищ милиционер, товарищ председатель.
— Вот, большой начальник из районного отдела здравоохранения прибыл. Будет у нас больничный пункт разворачивать, — представил Альгис меня.
— Больнички. Все это баловство и бесполезный перевод денег. У кого здоровья нет — тем и жить незачем, — выдал вдруг Акелайтис, поводя могучими плечами.
Видно было, что беседа его раздражает, что ему хотелось сплюнуть и послать всех встречных и поперечных, но ссориться с властями глупо. Секунда удовольствия — и месяцы раскаянья.
Я улыбнулся радушно и протянул ему руку со словами:
— Все же однажды и мы поможем вам, думаю.
Смотритель сделал шаг мне навстречу. Пожал руку. Ладонь его была жесткая, сильная, рабочая.
Я немножко притянул его к себе и засадил кулаком в солнечное сплетение. Даром, что он громила — только крякнул и стал оседать на землю.
Тут мы с Альгисом насели — еще пара расслабляющих ударов, руки за спину. Я схватил смотрителя за волосы и приподнял его голову. Знаем мы эти старые абверовские шуточки — у их агентов обычно была ампула с ядом, вшитая в воротник. При задержании просто раскусывалась, и агент легко избегал ареста. Правда, самым фатальным образом, но тут уж выбирать не приходилось.
Наручники щелкнули. Все, задержание прошло. Теперь допрос в полевых условиях. Пока «клиент» еще тепленький и не имеет времени продумать линию поведения.
Место задержания мы подобрали заранее. С учетом того, что рядом небольшой грот. Посторонних ушей и глаз здесь нет. Так что можно поработать на полную катушку.
В гроте было мрачновато и мало света. Стояли сгнившие бочки и лежали истлевшие доски. Когда-то давно это место использовалось — возможно даже, для хранения контрабанды или краденого имущества. Но теперь все заброшено и позабыто.
Акелайтиса уронили на усеянный мелкими и гладкими камнями песок в сухом углу. Рядом плескались забегающие в грот волны и тут же откатывали назад, чтобы открыть дорогу идущим следом.
— Ну что, Эдгарас. — Я посмотрел на наручные часы. — Твоего родственничка Кястаса уже повязали.
Тут я не лукавил. В это же примерно время наши сотрудники спеленали Каткуса-Акелайтиса, которого вызывали в район в паспортный стол — якобы исправить что-то в документах. Думаю, ему сейчас так же закручивают руки, если уже не закрутили.
— Не знаю никакого Кястаса! — еще пытался хорохориться смотритель, глядя на нас с откровенной, теперь уже не скрываемой ненавистью.
Притом ненависть была не просто к оперативникам, заломившим его. А к представителям ненавидимой им системы. Я видел такие выражения лиц у самых отпетых бандеровцев.
— Будем говорить и каяться? — лениво осведомился я.
— Нечего сказать! Я трудовой советский гражданин! Не в чем каяться!
— Не юродствуй. Мы и так все знаем. Но хотим кое-что уточнить. И ты это сделаешь. Или сдохнешь сейчас же. Здесь тебя и закопаем. С отрезанными ушами и пальцами!
В общем, поорал я на него. Поугрожал. Слегка приголубил кулаком.
Смотритель держался стойко. Я огляделся вокруг, прикидывая, как сейчас буду окунать его мордой в воду. Когда дыхания не хватает, прошлая жизнь пролетает перед глазами, и больше всего хочется одного — глотка воздуха, тогда вдруг