его то, что ростовщик из низшей касты женился на девушке из касты брахманов — куда более высокого социального положения. Да, древние мракобесные нравы, кастовость по рождению, дичь и беспросветность. Спасет их только социалистическая революция и диктатура пролетариата.

Хорошо, что у нас не пишут об аналогичных кровавых преступлениях на нашей территории. Вон недавняя сводка. В селе Гыска Бендерского района Молдавии военрук на почве ревности подорвал самодельным взрывным устройством себя, свою зазнобу-учительницу, а заодно и школьников. Индусов он переплюнул — двадцать четыре убитых.

Ох, что-то опять меня в кошмары наяву потянуло. Есть же и хорошие новости.

«В Москве произошел исторический перенос памятника А. С. Пушкину с Тверского бульвара на Страстную площадь, которая переименована в Пушкинскую». Да, там он будет смотреться выигрышнее.

На столе зазвонил внутренний телефон без диска — меня вызвал Беляков.

Оказалось, что начальник слово свое сдержал. И организовал встречу с Сергеем Сергеевичем, теперь же назвал место и время.

— Будешь должен, — усмехнулся он.

— Жалованья хватит? — спросил я.

— Я деньгами не беру. Ты мне уже давно задолжал агентурную сеть вокруг Вийска.

Задолжал, это да. Должен эту сеть полковнику. Должен Проекту. Должен Родине. И себе…

Сергей Сергеевич встретил меня уже как старого знакомого, гораздо более тепло. Протянул руку в перчатке. Мой взгляд невольно задержался на ней.

Он все понял и устало произнес:

— Да, Гестапо. И да, было очень больно. Но знаете, есть другая боль, куда более серьезная. Это страх подвести под монастырь своих соратников… Нравится мне кодекс самураев. Самурай, вышедший на битву, считает себя уже мертвым. Ну и что ему может при таком раскладе сделать враг?

— Боль.

— Боль, боль. С ней нужно просто сжиться, принять ее как часть себя. Как свидетельство того, что ты еще жив… И они все же не добили меня. Чудом не добили… Все это уже прошлое, Иван…

— Которое вторгается в настоящее.

— И грозит будущему… Проходите…

Все та же терраса. Те же плетеные кресла. Тот же графин на низком столике, и морс в нем такой же холодный и вкусный.

— Я думал над вашим запросом. — Сергей Сергеевич налил себе и мне морса. — И, как мне кажется, нашел ответ.

Я заинтересованно посмотрел на него.

— Прибалтов в школе было много. И большинство из них не на словах, а всей душой были преданы Германии, рейху. У многих из них со времен тевтонского владычества, когда рыцари их за людей не считали, наработан синдром верного раба. Россия, которая относилась к ним всегда по-человечески, развивая их и строя города, заводы, для них враг, потому что демонстрирует свою слабость, за которую ошибочно принимается доброта. Настоящий хозяин должен быть жесток и просто обязан по своей прихоти казнить и миловать. Вот такому хозяину хороший раб будет служить верой и правдой, отдавать всего себя, в том числе и свою жизнь. Служили такие рабы рыцарям, служили рейху. Сейчас так же служат американцам.

— А Кястас?

— Был человек с таким именем. Кястас Акелайтис. Отличился в казнях евреев в составе 12-го литовского карательного батальона «Шумы». Потом, с учетом открывшихся талантов к мимикрии, был направлен в разведшколу в Сеньске. В 1944 году заброшен на территорию СССР. Куда — не скажу. Куда-то в центральную Россию.

— Тоже был ориентирован на промышленные объекты? Как и группа Волка?

— Точно. Дальнейшая судьба его неизвестна. Если это тот, о ком говорим, скорее всего, он в обойме. Теперь уже у американцев.

— То есть мог работать в связке с Кутяпой?

— Вполне.

— А Серый Берег вам ничего не говорит?

— Прибрежная полоса в Литве, — тут же выдал собеседник, продемонстрировав в очередной раз феноменальную память.

— Точно. Там были позиции у абвера?

— Должны были быть. Место удобное для того, чтобы там мутить воду. Море. Возможность перемещения. Сегодня еще и граница.

— Вот именно.

Сергей Сергеевич взял со столика папку, открыл ее и протянул мне рисунок. Все же насколько он мастерски рисовал. Думаю, Союз художников много потерял из-за того, что этот человек двинулся по тернистому и покрытому мраком неизвестности пути разведчика, а не по усыпанной розами и освещенной лучами славы широкой дороге большого советского художника.

У меня в руках был портрет Кястаса Акелайтиса, агента абвера, псевдоним Комар. Точно ведь его назвали. Комар — это не только мелкое насекомое. Это еще и кровосос.

Худое изможденное лицо. Широко посаженные глаза. И выразительный взгляд профессионального палача из расстрельной команды. Отлично передано. Аж мороз по коже…

Глава 37

Литва, как много в этом звуке для сердца опера слилось. Помню, как мне продырявили там бушлат. Если бы не дернулся за миг до выстрела в сторону — будто подтолкнул кто-то, — то на тех скалах и истек бы кровью.

Это был 1947 год, как раз перед моим переводом в Москву. Тогда и украинские националисты, и прибалтийские лесные братья уже полностью перешли на содержание новых хозяев — англичан и американцев. И это ощущалось — все они во многих вопросах начали действовать синхронно, чего даже при немцах не было.

Тогда мы отловили серьезного функционера из Безпеки. Взяли его аккуратно, незаметно для подельников. Сняли с поезда, на котором он по поддельным документам следовал в Литву.

Бандеровец оказался сговорчивым. Он, конечно, знал, что только что смертную казнь в СССР упразднили. Но также знал, что инициативы на местах никто не отменял. Кто будет разбираться с очередным убитым при попытке к бегству бандитом? А жить ему очень хотелось. Вот он и выдал занятную историю.

В Литву он собирался по заданию закордонных кураторов. У бандеровцев волею случая оказался портфель с занятными документами СС. Для американцев и англичан, собиравших рассеянную по всему Союзу немецкую агентуру под свое крыло, они представляли интерес. Вот и тащил бандеровец с собой, несмотря на нешуточный риск, набитый бумагами фибровый чемодан.

Ему было предписано встретиться с соратником по оружию из «Армии свободы Литвы», в народе их называли «зеленые». Дальше — двигать вместе на точку контакта. Ждать «товарного экспресса». Там передать бумаги. Получить взамен советские деньги для ведения разведывательной и диверсионной деятельности. Да еще принять в свои объятия представителя кураторов — он должен затеять какую-то игру на Украине, в чем ему надлежит оказывать всяческое содействие.

Как только закончилась война, бывшие союзники, взявшие патронаж над всеми фашистскими недобитками, изощрялись всячески в способах переправки им оружия, денег, а также в заброске новой агентуры в СССР. В арсенале были и переход границы через контрольно-следовую полосу, и сбрасывание парашютистов и грузов с низколетящих самолетов. Даже