— Одно время все жалобами меня доставал. То у него сеть порвут. То с местными неурядицы. А вообще известный склочник. Когда прописался в сорок шестом году, вообще от него житья не было. Но потом все же прижился. Притерся. Теперь в деревне как бы и свой. Хотя как бы и чужой…

Ну понятно. Один из способов маскировки — быть у всех на виду, совершать нелепые поступки и делать все, чтобы тебя не воспринимали всерьез.

— Я похожу, с людьми поговорю, — обнадежил участковый. — Глядишь, что интересное и проявится…

Глава 39

Что у нас получается. Абверовский агент здесь уже несколько лет. Вполне возможно, что он все это время не бил баклуши, а потихоньку создавал свою сеточку. Зачем? Вроде ни оборонных предприятий, ни воинских частей в округе не видать. Уловы колхозные считать? Да все по той же причине — здесь можно прорубить маленькое, но полезное для темных дел окошко в Европу.

И как искать его сообщников? Понадеяться на участкового? Сложить лапки и трепетно ждать, пока принесут информацию в клювике? А если не принесут? Нет, так не пойдет.

Чтобы что-то предпринять, надо сначала понять, что именно творится вокруг. А тут два способа. Один — переговорить со сведущими людьми. Каковым, несомненно, являлся начальник местного отдела. Второй — рыться в оперативных материалах. По опыту знаю, что там накапливается масса всякой информации, которая на первый взгляд кажется второстепенной и никому не нужной, но все же заносится на бумагу — на всякий случай. И вот, если взглянуть на нее под определенным углом, она может заиграть совершенно другими красками.

Мы с Добрыниным с головой погрузились в оперативку. А это пыльные, толстые, или не очень, тома, где масса документов — напечатанных на машинке, написанных от руки, порой корявым почерком.

Агентурные сообщения. Литерные и агентурные дела. Рабочие дела подсобного аппарата. В них история, трагедии, тревоги, пульс этого региона.

Да, много пришлось тут пережить людям. Все мне до боли знакомо. Что «лесные братья», что «зеленые», что бандеровцы — одним миром мазаны и отличаются какой-то запредельной, свирепой жестокостью.

Так уж повелось, что самые безжалостные и кровавые бандиты — это хуторские крестьяне с искореженным оголтелым национализмом сознанием. Нет такой низости и бессердечности, на которую они не способны. Им все равно, кого пытать и казнить — женщин, детей. Они тупо устремлены на недостижимую цель, типа создания своего нацистского государства, где они, коренные, с чистой кровью, будут наконец господами, а остальные — их рабами. При этом сами не понимают до конца, зачем это им нужно. Тупая и прямолинейная идея тяжелее всего выбивается из тупой и прямолинейной башки.

Я листал материалы по ликвидации отпетых банд, которые в последнее время прячутся очень тщательно и по составу небольшие. Время многочисленных отрядов безвозвратно прошло.

«Зеленые». Появились ночью из леса, казнили комсомольца-агротехника, председателя колхоза вместе с семьей. Заодно повесили далекого от политики лесника за то, что во время войны евреев от казней прятал. На безжизненные тела клейма поставили «Оккупант». Разбросали листовки: «Так будет с каждым коммунистом и сторонником богопротивной советской власти. Слава свободной Литве». И растворились во тьме.

Рапорта, отчеты… «При задержании застрелился активный участник бандъячейки, совершивший в 1946 году нападение на войсковую часть…» «Задержана пособница бандитов, соблазнявшая офицеров-пограничников и назначавшая им свидания в отдаленных местах, где их убивали…»

Информация по выявлению связей местных жителей с бандподольем. У кого-то родня в «зеленых». Кто-то сам в леса уйти собирался. Эти люди берутся на карандаш. Информация проверяется. А потом прикладываются в дело отчеты по выселению целых семей в глубь СССР. Мера действенная, после нее бандитские вылазки резко идут на спад.

А вот папка с обзорами по лояльности населения. Проблема для здешних мест крайне острая, с учетом засилья националистических настроений и противодействия социалистическому строительству. Кто там с ностальгией немцев вспоминал и русских костерил вместе с коммунизмом, Москвой и всем правительством? Пожалуйте на профилактику или выселение. Или просто под плотный присмотр.

Отметки на справках и агентурных сообщениях. «Возбуждено уголовное дело…» «Принято решение о выселении фигуранта из прибрежной зоны…» «Ликвидирован при задержании…» «Обнаружен склад со стрелковым оружием…» «Задержан при попытке распространения антисоветских листовок…» Тягостная, тяжелая и монотонная работа низового аппарата госбезопасности. И крайне эффективная. Бандитские проявления почти что сошли на нет.

Я перевернул очередную страницу. Там был список лиц, которых необходимо проверить на причастность к распространению антисоветских листовок. Длинный — человек на пятьдесят. Я уже хотел пролистнуть, но наткнулся на знакомую фамилию.

— Ну-ка посмотри. — Я подозвал зарывшегося за соседним столом в бумаги Добрынина.

Тот встал, тряхнул головой, потянулся с хрустом суставов. Бумажная работа его утомляла даже больше, чем меня. Зевнул. И склонился над моими бумагами.

— Ничего тебе не напоминает? — Я ткнул в строчку.

Добрынин прочитал фамилию и даже губами зашевелил. Призадумался и произнес беззаботно:

— Да, может, совпадение. И этих чертей здесь, как в России Сидоровых.

— Может, так. А может, и не так.

Зазвонил черный эбонитовый внутренний телефон. И начальник отдела сообщил, что явился Альгис с новостями.

— Ладно. — Я поднялся с места. — Пошли к Федотову, там участковый заждался. Заодно и проконсультируемся.

Участковый ждал нас в кабинете начальника отдела — как всегда собранный и немножко сонный.

— А скажите, у литовцев одинаковые фамилии часто встречаются у посторонних людей? Или все же это говорит о каком-то родстве? — с места в карьер кинулся я.

— Да по-разному, — пожал плечами Альгис. — Есть редкие фамилии, с ними почти все хоть отдаленная, но родня. Или в одном месте жили. Есть распространенные.

— А фамилия Акелайтис?

— Не то чтобы редкая. — Участковый как-то напрягся. — Но, думаю, можно проследить какие-то дальние родственные связи.

— Дело в том, что Кястас Акелайтис — такова настоящая фамилия вашего Кактуса… тьфу, то есть Каткуса. И еще есть Эдгарас Акелайтис, приехал сюда в 1947 году. Через год после того, как появился поддельный Каткус.

— Хотите сказать, что наш лиходей подтянул дальнего родственника? — схватил на лету начальник отдела. — Чтобы по-родственному вместе темные делишки обтяпывать?

— Есть и такой вариант. Что думаете, Альгис?

Участковый хитро посмотрел на меня:

— Он у меня в списке предполагаемых фигурантов.

— За что туда попал?

— Именно он может держать схрон.

— Где?

— Он смотритель створного маяка. Тот стоит на отшибе. Живет Эдгарас один. У маяка несколько пристроек — жилая, генераторная, хозяйственная. Там может быть и ваш груз.

— Сколько вам нужно времени, чтобы разведать, было ли какое движение вокруг этого маяка?

— Завтра, думаю,