кислорода. Все тело затекло и ныло, моля о том, чтобы немного размяться. Хотелось поскорее убежать отсюда, но мальчик боялся, что, как только вылезет, дверь сверху откроется и на него набросится незнакомец с жутким голосом.

– Ты что застыл? – Харальд дернул его за рукав. – Пойдем!

Он выскочил из-под лестницы, и ничего не случилось. Эрик последовал за ним и на миг дернулся, когда услышал скрип позади себя. Но то была доска, которую Харальд вернул на место.

– Надежное место. – Харальд улыбнулся, но была заметна дрожь в теле после пережитого испуга. – Пойдем лучше поработаем.

Нужно было скорее уйти отсюда, но лестница манила Эрика. Всего капля храбрости, чтобы подняться наверх и посмотреть на лицо незнакомца. А что, если это и правда тот тип, которого он видел ночью? Эрик обернулся и посмотрел на дверь.

– Ты в своем уме? – взволнованно спросил Харальд и, не дожидаясь ответа, добавил: – Поступай, как знаешь, а я пойду.

Дверь притягивала и пугала. На этом чердаке они бывали не раз. Сегодня же все изменилось. Возможно, разгадка всех происшествий хранится не в лесу, а на чердаке каменного дома возле часовни на холме города.

Удар колокола вывел Эрика из транса, и он решил, что обязательно проверит чердак, но только когда выпадет такой шанс.

Глава 2

1

С момента своего основания Гримсвик не знал ничего ужасней, чем эпидемия холеры, случившаяся в 1851 году. Болезнь зверствовала по всей Европе, но север Норвегии обходила стороной. И люди, живущие здесь, даже и не думали, что хворь заберется так далеко за пределы крупных городов.

Гримсвик был не готов к такой напасти. Ежедневно от холеры гибли десятки человек, и единственный врач на весь город не мог никак им помочь. Болезнь растекалась по улицам и без проса проникала в дома. Следовало изолировать больных от здоровых. Совет даже предлагал прогнать всех заболевших в лес и там поставить палатки. Но это решение вызвало волну гнева, и человека, предложившего эту идею, ночью забили на площади.

В то время в состав совета входила семья Форсберг. Богатейшие люди, наследники старинного замка на холме и нескольких фабрик. Они укрылись за стенами на краю города и отрезали себя от остального мира. Но камень не преграда заразе.

Никто не знает, как бы сложилась судьба города, если бы сам глава семьи господин Густав Форсберг не познал всю тяжесть болезни, что постигла троих его сыновей. Он отдал замок в распоряжение совета. Дорога туда была вымощена камнем и вела сквозь леса, составляя час пешей прогулки. Совет решил, что замок станет местом, где людям помогут выздороветь. Но получилось, что там они попрощались с жизнью.

Многие в то время покинули дома, надеясь на то, что в других краях болезнь их не настигнет. Другие, зная об эпидемии на всем континенте, оставались дома и молились всем богам, слезно вымаливая спасение.

Осенью 1852 года болезнь отступила. Последний зараженный человек вышел каменной тропой из Гримсвика и больше туда не вернулся. А уже весной в город стали возвращаться жители.

Об эпидемии говорили редко. Умерших старались не вспоминать. Их тела решили сжечь вместе с замком, что стал их общей усыпальницей.

С тех пор в Гримсвике наступили спокойные времена. Свидетели прошлых лет один за другим отправились в иной мир. Их дети не испытывали того суеверного трепета и не знали тягот болезни, потому жили счастливо, посвятив себя честному труду. Изредка в каких-то семьях случались трагедии: у кого дети заблудились в лесу, кто сгинул в болотах, а кто погиб в пьяной драке. Но то случалось не чаще одного-двух раз в год, поэтому можно было не беспокоиться, что это кого-то коснется. Никто и не волновался, пока в одну октябрьскую ночь не пропало сразу два ребенка. Вот тогда-то и забили тревогу.

За месяц в город вернулись и страх, и удручающая атмосфера. Улицы опустели, а незнакомцев встречали с подозрением и пытались их выпроводить как можно скорее. Правда, таких глупцов, желающих заехать в Гримсвик, становилось все меньше.

2

Многие ехали в Гримсвик только из-за мастерской Грунланда. Там изготавливали лучшие скрипки, флейты, лиры и главное достояние жителей – народный инструмент лур. Практически у каждого дома над камином висела такая трубка длиной метра полтора, сделанная из дерева, украшенного узорами и рунами. Люди верили, что его глубокий резонирующий звук может открыть врата в мир духов. Вот только пользовались им редко, разве что во время фестивалей и ярмарок, когда город наполняла музыка.

Оттиск с инициалами Грунланда превращал обычные инструменты в настоящее сокровище для ценителей музыки. И даже несмотря на суеверия и страхи, люди посещали город.

Был он невысокого роста, с мягкими чертами лица, темными волнистыми волосами и глубокими, почти черными глазами. Руки, если верить его словам, никогда не знали дрожи. Потому так искусно высвобождали из дерева музыкальный инструмент.

– Вам бы в столицу, а может, даже в Рим или Париж. Таких мастеров на весь мир единицы! – говорили люди, побывавшие в этом месте.

Но сам Арне отмахивался от всех предложений и всегда отвечал одно и то же:

– Дерево в этом месте обладает уникальными свойствами, другого такого места я просто не найду.

Впервые за десятки лет в мастерскую Грунланда не зашел ни один посетитель. А сам Арне Грунланд собирал последнюю партию скрипок, чтобы отправить в большой музыкальный магазин в Тронхейме. Продажи за последний месяц сократились, а расходы никуда не делись. Даже с учетом того, что господин Хокан с недавнего времени любезно выступил его партнером и разделил финансовые тяготы, Арне не видел иного выбора.

– Ящики грузите осторожно, между ними раскладывайте сено! – Господин Грунланд отдавал команды, стоя на небольшом балкончике второго этажа своего магазина. Он же служил ему и домом, и мастерской.

Рабочие терпеливо раскладывали ящики и, когда скрывались в магазине, гримасничали и шутили над Арне.

– Сено… сено не забудьте! – кричал тот с балкона.

– «Сено…сено…» – передразнивал его рабочий под всеобщие улыбки.

С балкона хорошо виднелись две дороги, идущие от центра города в два направления, и по одной из них, точно призрак, в одиночестве брела женщина. Арне заметил ее сразу. Его глаз был наметан на детали, а ее вид слишком отличался от остальных. Подол ее платья был изорван и испачкан в грязи. Нос и уши горели красным и выделялись на бледном лице. Пальцы дрожали и неестественно изгибались, точно черви, выползающие из земли. Иногда она заламывала руки или тянула себя за каштановые пряди волос.

Арне узнал ее не сразу. Горе сильно