контролировал эмоции. Он понимал, что ему, как главному лицу в городе, должно сохранять самообладание. Истерики никогда не помогали делу. Но то мысли разума. А сейчас говорило сердце.

Он обошел вокруг стола и плюхнулся в кресло. Тревога и беспомощность вытягивали из него остатки сил. Больным сознанием и воспаленным слухом он слышал мелодию и голоса детей, которые грустно пели. Его одолевали галлюцинации, так он решил.

– Что мне делать? – устало произнес Карл.

Ингрид не знала, что ему ответить. Молча перелила мутное содержимое медицинского флакона в стакан и протянула мэру.

– Выпейте, немного полегчает. – Она спрятала флакон в медицинский саквояж.

– Что это? – Покрутив в руках стакан, он поморщился.

– Настойка на опиуме, вам не помешает.

– Я выпил бренди… – Карл вернул стакан на место.

– Тем лучше. – Она впихнула стакан ему в руку. Карл неуверенно понюхал напиток. Пахло чем-то сладким. Затем сделал маленький глоток.

– До дна, – строго сказала госпожа Ларсен, и мэр ее послушал.

Алкоголь с опиумом сделали свое дело, и спустя десять минут, когда вошел судья Берг, Карл Ольсен чувствовал полное умиротворение и принятие. Его тело наполнила приятная тяжесть. Кресло обратилось в мягкое облако, из которого не хотелось вставать. Ладонями он водил по шероховатой поверхности стола. Покрытое лаком дерево теперь казалось бархатом исключительной нежности.

Судье пришлось деликатно кашлянуть, чтобы мэр обратил на него затуманенный взгляд.

– Какие новости, Олаф? – Карл растягивал гласные, превращая фразу в нескладную песню.

– Дурные, господин Ольсен.

Судья Берг был одет по форме: черный строгий китель, высокие кожаные ботинки и фуражка с гербом города. В руках он держал фонарь.

– Так не тяните. – Карл Ольсен постарался выпрямиться, но не получилось. Руки соскальзывали с подлокотников кресла. Шея отказывалась держать голову, хотелось откинуться на спинку кресла. Заманчивое предложение.

– Все известные частные сыщики отказались от этого дела. Мы предлагали золото, ценные бумаги, даже долю в лесопилках господина Хокана. Но проклятие оказалось сильнее.

Это сообщение должно было вызвать новую гневную бурю, но Карл с минуту никак не реагировал. На лице читалась борьба с внутренними демонами, порожденными опиатами. Ему потребовались силы, чтобы переварить все, что сказал судья.

– Трусы, – наконец выдавил вместе со слюной Карл Ольсен. – Полиция из Тронхейна когда прибудет? – Мэр боролся с подступающей сонливостью, как мог, но сильно проигрывал ей по всем фронтам.

– Пять дней в лучшем случае… – Судья Берг нахмурился.

– Да как они смеют, сейчас же напишу их мэру! – Карл потянулся за перьевой ручкой, но опрокинул чернильницу. Ингрид подскочила и стала промокать растекающиеся чернила платком.

Он махнул рукой, испачканной в чернилах. Сил для борьбы не осталось. Слишком долго мэр Ольсен жил без нормального сна. Слишком долго его сжирала изнутри тревога.

– Чербытебпобрал, – выдавил Карл и, откинув голову на спинку кресла, отключился.

Судья перевел взгляд на госпожу Ларсен.

– Что с ним? – спросил он строго.

– Переутомление, – виновато ответила Ингрид, не прекращая убираться на столе. – Несколько ночей без сна. – Потом она остановилась и пристально посмотрела на судью. – Почему вы в форме?

– Сегодня ночью мы отправимся за болота.

– Госпожа Берг в курсе? – Ее щеки окрасил румянец.

– В этом нет необходимости. Передайте Карлу, когда он проснется, что я ушел с патрулем.

8

– Ах ты, мелкий поганец, – закричала настоятельница Грета и потянула Харальда за оттопыренное ухо.

Ребенок взвизгнул и закрыл рот руками.

– Что ты делаешь в коридоре так поздно ночью? Тоже решил сбежать, как и твой дружок? – Она тянула его за ухо изо всех сил. Хрящ в ухе хрустел, а кожа вокруг сначала покраснела, затем побелела.

– Нет-нет! – завопил Харальд. Из его глаз брызнули слезы.

Ухо отпустили, но за плач наградили подзатыльником.

– Замолчи, порченое дитя! – Грета нависла над ним, закрыв собой свет от настенных ламп. – Говори, куда ты собрался?

– Никуда, – стараясь сдержать слезы, ответил Харальд. Мочевой пузырь сжался. Но не хватало обмочиться прямо на полу в коридоре. Тогда точно пройдутся по спине и заставят драить туалеты. – Просто… просто не спалось.

Щеки настоятельницы надулись от возмущения. Мало того, что у них чуть не пропал ребенок и теперь отец Матиас велит каждый час навещать их в комнате, так еще один пойман прямо на выходе из спальни! Если она расскажет об этом, то все решат, что в дежурствах есть толк. И с нормальным сном можно будет попрощаться.

– В этот раз я сделаю исключение. – Грета скрыла гнев под натянутой улыбкой. – Ты, мелкий поганец, сейчас же отправишься спать, а я об этом никому не скажу.

– Спасибо, госпожа…

Она встряхнула его за плечи, так что Харальд звонко щелкнул зубами.

– Но и ты об этом никому ничего не скажешь. – Она мило улыбалась, но не могла подавить злости в голосе, каждое слово ядовитыми уколами входило в уши мальчика. – Понял?

Харальд испуганно кивнул.

Поганец что-то скрывает! Но допытываться не было никакого желания. Иногда детские секреты лучше оставить таковыми – меньше будет проблем у взрослых.

Одной рукой сжимая хрупкое плечо, Грета завела ребенка обратно в комнату.

– Быстро в кровать, – приказала она, обводя спальню взглядом.

Пока кряхтя и всхлипывая, Харальд укладывался в кровать, она пересчитывала детей.

– Восемь… девять… – Палец остановился на пустой кровати.

– Кто здесь спит? – строго спросила Грета.

– Эрик, госпожа, – прошептал Харальд.

Тот самый порченый ребенок, что чуть было не убежал в лес. Неужели опыт прошлого ничему его не научил?

– И где он? – стараясь сохранить самообладание, спросила настоятельница.

Несколько секунд Харальд молчал, а потом взорвался всхлипами и истерикой.

– Я говорил… ему… а он… он и мне предлагал… я хотел… он не слушал!

Слова утопали в слезах. Ребенок не дышал, а истошно хватал ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег.

– Замолчи, – взревела Грета. – Куда он ушел?

Истерический приступ набирал обороты. Из-за шума стали просыпаться другие дети. И недовольно ворчать. Но стоило им увидеть лицо настоятельницы, как они тут же переворачивались на другой бок и делали вид, что это их не касается.

– Сейчас ты мне все расскажешь, поганец!

Силой она выволокла мальчика из постели.

– Быстрее!

Босыми ногами Харальд семенил по каменному полу. Грета пихала его в спину, подгоняла и цедила сквозь зубы проклятия. Они оба понимали, куда его ведут.

Об этой комнате знали все дети. Кабинет настоятельницы на самом деле ничуть не уступал тюремным пыточным камерам.

– Я не виноват! Я не виноват! Я все хотел рассказать! – верещал Харальд.

– Конечно-конечно, – с наигранной лаской отвечала ему Грета. – Только сделаешь это в моем кабинете.

Часом позже Харальд, мертвецки бледный, вернулся в кровать. Кожу на носу и вокруг глаз щипало из-за соленых слез. Ягодицы горели от порки кожаной