горделивости, и ее невидимые сети растянулись во всю ширь. Прямо намекнуть на службу сына в непосредственной близости его величества ей не позволили остатки скромности.

Произвести задуманное впечатление не удалось — Нерина в столице не бывала, яхтами до сей поры не слишком интересовалась и ниоткуда не могла узнать, что «Фортуна» принадлежала императорской семье. Лейтенант Дийенис для нее отныне оставался жертвою столичного распутства — но, разумеется, только в мыслях.

— Это почетно, — догадалась похвалить она вслух, пронзенная взглядом хозяйки.

— Более чем, — поддакнул капитан Лужен, для которого все достижения сына Эммы новостью, конечно не явились.

За чаем и баранками беседа плавно завилась вокруг раулевых успехов в юности — Нерина тему поддержала горячо, да и саму Эмму не пришлось уговаривать. В то, что будущий навигатор за годы обучения всегда выказывал себя достойно, барышня легко поверила — она уже вполне сложила, что трагический надлом его характера произошел потом, на бесшабашной яхте. Отчего же ему не оказаться первым даже среди отличников при выпуске Морского корпуса?

Сложность дисциплин сего заведения «в былые года» охотно подтвердил и капитан Лужен, а лекарь Алваро прибавил, что наука там и нынче постигается через раскидистые тернии, а до звезд еще не каждый доберется.

— Мой сын прошел это горнило, — заметил он.

— Ваш сын тоже навигатор? — вежливо спросила Нерина, хотя сети ее искали рыб иной породы. — Или что-нибудь по инженерной части?

Вместо гордости лик лекаря стал хмурым.

— Был конструктором шхун, но его служба уже прошлом, — ответил он, как будто пожалев о начатой им теме, но мужественно завершил: — Чахотка.

Дамы сделали страшные глаза — всегда неловко, когда в блаженный сытый прием вторгается чья-то трагедия, и не знаешь, сколько нужно уделить ей жалости и можно ли после сего обратно стать беспечным.

— Какое горе, господин Алваро, — начала Эмма, но лекарь ее спешно перебил.

— Нет-нет, он жив, — успокоил с преувеличенной живостью. — Принужден обретаться на теплых шарльских берегах, в благоприятном климате. О службе в Ладии не может идти речи.

Хозяйка облегченно перестроилась на иной, рассудительный лад.

— Это печальная ирония, — вздохнула искренне. — Вы имеете навыки к исцелению, а не можете вернуть здоровье собственного сына.

Алваро развел руками (в правой забавно торчала баранка).

— Творец ограничил наш дар управлять магическими потоками. Они слушаются там, где мы хорошо изучили материю, то бишь в данном вопросе — анатомию. Открытые раны мы лечим уже вовсе легко, неплохо управляемся с переломами. Даже ранение капитана, — лекарь махнул баранкой на приподнятое плечо приятеля, — залечили бы без всякого следа, случись хороший маг-целитель вовремя.

— О чем бы я тогда рассказывал истории? — возмутился капитан, ладонью перекрыв плечо от этих посягательств.

Губы Алваро тронула усмешка, но, посерьезнев, он продолжил обращаться к Эмме.

— Болезни закрытого типа нам подвластны очень мало. Магия не лечит даже насморка. Много раз доказано на деле — опасно вмешиваться в сложное устроение человека без глубокого понимания последствий.

— Но скоро лекари освоят и эти болезни? — спросила Нерина с юношеской надеждой в то, что темные века прошли задолго до ее рождения и мир, конечно, на пороге совершенства.

— Подвижки есть, — улыбнулся ей лекарь. — Я и сам желал бы посвятить себя науке, но годы уже не те, к тому же через восемь дней мы…

Он умолк.

— Разве вы идете в неведомые земли против воли? — изумилась барышня. Герои морских романов никогда не тяготились приключениями, разве что могли красиво сетовать, что не обрели в них еще счастья и отрады сердца — но это тоже неизменно исцелял финал.

— Проживание сына в Шарлии вводит меня в существенные издержки, — с неохотой признался Алваро. — Экспедиция очень поправляет мои дела. Морской приказ даже вошел в мои трудности и выплатил жалование задатком за полгода.

— Тем более это досадно, — заметила Эмма сочувственно. — Теперь, когда вы получили средства на устроение сына — могли бы заняться исследованием природы его болезни, а вы уходите…

«Быть может — безвозвратно», — мысленно дополнил каждый. Алваро опустил глаза, рассматривая так и не надкусанное румяное колечко с пустотой внутри.

— Полно вам, — вмешался капитан Лужен с молодцеватой бодростью. — Сия первая экспедиция — всего до осени! Ее герои вернутся с триумфом, получат почести и вознаграждение втрое или вчетверо против обычного жалования — тогда-то Луи и займется наукой! Пусть не кокетничает о годах — мы еще услышим его имя среди светил ладийской медицины!

Алваро кивнул и поднял очи.

— Обязательно, — сказал он. — обязательно продолжу. Без меня сын скоро будет вынужден вернуться в родную северную глушь — не допущу, ибо его это погубит. Жена давно почила в вечности, а больше у меня нет никого.

Он с оживлением залез в карман, выловил там медальон на цепочке и обернул к обеим дамам:

— Здесь ему шестнадцать! С тех пор он несколько еще подрос, но этот портрет мне дорог тем, что писан был еще женою.

Нерино вежливо смотрела на худое лицо подростка, а замечала, как обтерта манжета у лекарской формы. Невольно подняла глаза — на поясе ряд медных пуговиц слегка топорщился, словно бы скроенный на мужа покруглее. Сукно было хорошее, когда-то — наивысшей пробы, но то ли не хватало больше средств сменить мундир, то ли он вовсе шит был на другого, а перекуплен позже с рук. Нерина прежде не задумывалась, что молодецкий облик требует от воина не только выправки и чести.

Лужен тоже взглянул на медальон.

— Помню его таким! И ты не вешай нос — еще потешишь внуков! — Лужен продолжал сулить уверенно, точно сам был своей жизни хозяин. Такую манеру держаться Нерина одобряла куда больше — за то они с сестрой и восхищались отчаянным авантюристом-капитаном. В молодости он наверняка немало походил на тех, о ком писали в ее книгах.

— Я, брат, тебе завидую, — добавил капитан, упрочив барышнино лестное воззрение. — Меня море часто зовет, да в Приказе уже списали. «С мундиром и пенсией», конечно, но что мне с них! Хоть мало бы магию слышал — авось, нашли бы применения старику, а так…

Он дернул изувеченным плечом, иллюстрируя причину небрежения к себе флотоводцев Морского приказа.

— Нечему завидовать, — Алваро снова увел взгляд, рассматривая гобелены Эммы, но и со стен его встречали надоевшая вода и паруса. — Не в том я нахожу свое призвание.

От двери снова появилась Ийя — полная торжественной гордости, она проплыла мимо гостей в столовую, неся перед носом огромное блюдо. Благородные рты тотчас исполнились довольно прозаической слюны — длинный пирог в форме рыбы с румяными кружочками-чешуйками манил бы и сытого,