— Может, ты поговоришь об этом с мамой или Мариной? — деликатно поинтересовался его светлость.

— Я говорила, — глухо ответила сестра. — Мама сказала, что, конечно, надо учиться вести себя как леди, но очарование юношеских порывов никто не отменял. А Марина ответила, что если он не полюбит меня такой, какая я есть, то он меня недостоин.

— И они обе правы, — признал Люк, отступая. Ему все еще очень нелегко давалась роль поверенного в любовных делах.

— Разве ты не должен сейчас обнять меня, чтобы я порыдала на твоей груди? — подозрительно спросила Рита, подняв голову.

— А ты хочешь рыдать? — тоскливо осведомился Люк.

Маргарета прислушалась к себе и тряхнула головой.

— Не очень. А вот сладкого хочу. Ты отпустишь меня в армию, Люк? Там же есть мобильный лазарет, я могу работать при нем, в ставке.

Он покачал головой.

— Это очень плохая идея, Рита.

— Зато Роберт увидит, что я серьезная и не дура, — ответила она резко. И Люк все-таки подошел к ней и обнял. И она затихла, совсем маленькая еще — а уже с почти разбитым сердцем.

— Слушай, — сказал он с неловкостью, — ты сама понимаешь, я вел не очень мудрый образ жизни. Да и сейчас не образец благоразумия. Но одно я знаю точно: ни один человек не стоит того, чтобы доказывать ему, что ты его достойна, Рита, тем более с риском для жизни. Более того, — он усмехнулся, — я уверен, что увидь тебя Тамми в мобильном лазарете, и он сам притащит тебя сюда. Проявит, так сказать, деспотизм.

— Он уважает свободу женщин, — возразила она слабо. — И мой выбор не станет оспаривать.

— А разве тебя не за что уважать и здесь? — спросил Люк. — Ты работала наравне с остальными, ты дежурила, даже роды принимала с доктором Кастером, ты ухаживала за Робертом после ранений. Просто все это не гарантирует любви, сестренка. А если он тебя любит, то будет любить и без доказательств того, как ты смела и отважна. Правда. Ну и еще. Скажи, ты же переживаешь, когда мы с Берни там?

Она нехотя кивнула.

— И мы, и мама, будем так же переживать за тебя. Поэтому, пожалуйста, не надо.

— Ты не запрещаешь? — удивилась она.

— Я не хочу запрещать, — объяснил Люк. — Я хочу, чтобы ты сама умела действовать разумно, Рита.

Он оставил ее есть шоколад и пошел дальше. Замок был тих, замок засыпал.

Из дверей покоев Бернарда вышла горничная с подносом и посудой, и Люк зашел и туда. Берни тоже не спал — и тоже сидел у окна, но распахнутого. И курил.

Люк подошел, достал сигарету.

— Я так и думал, что ты не успеешь уехать в Норбидж, — сказал он. — Приказ об увольнительной пришел раньше?

— Угу, — ответил младший брат, глядя на снег.

— А майор…

— Она дождалась, пока прилетят драконы с ее снайперами и берманами. И ушла на Маль-Серену, навестить родных. Сказала, что вернется.

— Но не к тебе? — понятливо спросил Люк.

— Но не ко мне, — вздохнул Берни. — Тут был Ровент. Мне кажется, нет, я уверен, что они смотрят друг на друга. Знаешь, это ощущение, Люк? Когда вроде и не смотрят. Но все равно все ощущают, что смотрят. И я понимаю, что я могу быть только другом, что она старше, что я для нее малек. Но мне хреново, Люк.

Люк похлопал его по плечу, сочувственно докурил рядом: мужчинам этого достаточно, — и пошел дальше. Леди Лотты в ее покоях не оказалось.

Тогда он заглянул и на второй этаж, в комнаты напротив лазарета, которые раньше были отданы под детский сад. Там, как он и ожидал, он обнаружил маму, сидящую у тусклого фонарика в виде звездочки. Тут же находились пара нянечек. Вокруг в кроватках спали дети.

Люк тихонько прошел к матери, склонился — она поцеловала его в лоб, погладила, улыбаясь и ласково подтолкнула обратно к двери. Простые жесты, означающие вечное материнское «Как я рада, что ты вернулся, потому что я люблю тебя, а теперь иди спать».

В темноте, в свете фонарика она показалась ему невероятно красивой. В ее глазах, после гибели Луциуса навеки тронутых печалью, словно горели звезды, и Люк, будто заразившись пафосом от Тамми, подумал, что в такие минуты, когда женщины смотрят на спящих детей, их глазами смотрит и Мать-Богиня.

Марину он нашел в конюшне — в брюках, свободном платье, розовом пуховике и шапочке, она обнимала Пастуха и что-то шептала ему, а Бобби носился вокруг конюшни, забегая иногда внутрь и слегка подтявкивая. Лаять громко он не решался, хотя видно было, что он очень хотел.

Светильники здесь тоже были тусклы, и шуршал падающий снег. Люк прислонился к косяку на воротах конюшни, подняв воротник пальто и глядя на жену. Она словно помолодела за прошлые сутки, и он вдруг вспомнил, что она гораздо младше его. Совсем девчонка же еще, двадцать три года. Никогда он не ощущал того, что она младше, вот что удивительно. Все это время воспринимал ее на равных, и любила, и терзала его она с силой не меньше, чем его собственная. А сейчас осознал — что в их отношениях и семье он ответственен за все не только потому, что он мужчина, но и потому, что старше.

Главное, Марине про это не говорить.

Его она услышала — в мирной тишине невозможно было не услышать шаги по скрипучему снегу. Улыбнулась, обнимая Пастуха, поцеловала жеребца в умную морду. Тот, умница, даже дышал рядом с ней осторожно и переступал большими копытами.

Тихо-тихо было вокруг и везде на Туре, укрывала небо голубой снежной завесью Луна, а розовая пузатая Марина рядом с жеребцом была так красива, что Люк вдруг почувствовал невозможное стеснение в груди. И моргнул раз, два, стряхивая с ресниц слезы.

Дети еще не появились, но он как воочию увидел, как бегают тут два похожих на него темноволосых пацана, как прячутся в этой конюшне так, как прятался он сам, и выдохнул, боясь спугнуть это будущее. И не желая другого.

Сейчас он был совершенно счастлив. И если ради этого тихого счастья надо будет выиграть свою жизнь обратно и спрятаться от короны, он так и сделает.

* * *

Следующая глава — в понедельник 27.01

Глава 6

Маль-Серена, 9 мая, третий день после битвы богов

Остров богини-Воды тоже приходил в себя после битвы богов. Великий дух Ив-Таласиос повелевал водами и сам был средоточием водной стихии, но