Ведь вот для меня, например: какое это лишение во время всего заграничного путешествие не пить чая, заваренного по-русски, а тянуть английское прокипяченое варево из чая, напоминающее запаренные веники своим запахом, густое, как вакса. Фу!

– Да вы и здесь можете себе маленький самовар купить за двадцать франков, – сообщил доктор.

– Неужели есть? Неужели здесь продаются русские самовары? – удивленно спросил Николай Иванович.

– Даже два из них на окнах выставлены в магазине русских изделий.

– Да разве есть такой магазин здесь?

– Есть. Вы где остановились?

– В Готель-де-Франс.

– Ну так это около вас. Спуститесь только в улицу за мэрию и вы увидите этот магазин. Там увидите наши нижегородские лукошки, лукутинские ящички и портсигары с изображением на них троек, мчащихся во весь опор, и мужиков, наигрывающих на балалайке. Увидите долбленые из осины табуреты с красной и желтой поливой, увидите наши русские уполовники из дерева.

– Глаша! Слышишь? Непременно надо будет зайти в этот магазин, – отнесся супруг к Глафире Семеновне.

– И знаете, для какого употребление служат здесь эти деревянные русские уполовники? – продолжал доктор.

– Нет.

– А вот взгляните на детей на песке. Этими уполовниками играют дети. Они заменяют им лопаточки. Да вот-вот… смотрите…

Николай Иванович и Глафира Семеновна взглянули на двух проходивших под конвоем бонны хорошеньких и нарядно одетых ребятишек и увидели в их руках по уполовнику. Николай Иванович пожал плечами и произнес:

– Думали ли наши русские кустари, что их произведения найдут себе такое применение!

– До свидания! – еще раз поклонился доктор супругам. – Надеюсь, что перед обедом здесь на пляже опять увидимся?

– Всенепременно. Пойдем осматривать город после завтрака, а потом сюда.

– Город нечего осматривать. Биарриц состоит почти из одной улицы и прилегающих к ней маленьких проулков, совсем коротеньких и спускающихся к морю.

Доктор поклонился и тронулся в путь.

– Счастливец! – кивнул ему Николай Иванович. – Через час будете сидеть за самоваром и вспоминать нашу матушку-Россию.

– Болыпе-с… – ответил доктор, снова останавливаясь. – Сегодня за обедом у моего патрона повар будет угощать нас ботвиньей с тюрбо, из нашего кваса.

– Да ведь здешние французские повара не умеют, я думаю, приготовлять ботвинью.

– А зачем нам повар-француз? Мой патрон-фабрикант привез с собой из Москвы русского кухонного мужика, который и ботвинью делает, и дутые пироги печет. Собираемся даже блины с икрой есть, но забыли захватить с собой из Москвы блинные сковородки, а здесь не можем таких разыскать по посудным лавкам. Впрочем, у моего патрона деньги шальные, он их не жалеет и сковородки собирается заказать на чугунолитейном заводе.

Последние слова доктор досказал уже на ходу и ускорил свой шаг.

– Каков магнат-то! – обратился Николай Иванович к жене. – Русский самовар, квас и даже кухонного мужика с собой из Москвы привез. Да, фабриканты теперь сила! Говорят, какой-то московский фабрикант себе свой собственный парадный вагон построил и уж разъезжает в нем по России, прицепляя его к курьерским поездам, платя дорогам по соглашению. Ну что ж, – сказал он, – надо и нам идти адмиральский час справить.

– Это что же такое? Насчет водки и коньяку? – воскликнула Глафира Семеновна. – Не дам я тебе здесь, в Биаррице, пить крепких напитков. Ведь ты приехал сюда, чтобы убавить свою толщину.

– Да вовсе не насчет водки, а надо позавтракать.

– А, это другое дело. Есть мне давно хочется. Но куда мы пойдем завтракать?

– Да пойдем к себе в Готель-де-Франс. Ведь там предлагают нам пансион. Посмотрим, как и чем кормят, и если хорошо, то можно торговаться и насчет пансиона.

– Только чтобы они не мудрили насчет кушанья, – отвечала супруга. – Самые простые блюда – я и буду довольна. А как начнут давать змеиной породы рыб, омаров, улиток, голубей – ну, я и не могу.

– А ты им поясни. «Пур муа, мол, сельман суп, бифштекс, пуле, – то есть курицу, и гляс или компот».

– Я и курицу не люблю.

– Ну, яичницу.

– И яичницу не люблю.

– Ну, макароны с сыром.

– Что же макароны! Макароны – тесто.

– Ну, дичь: куропатки, дупеля.

– Терпеть не могу.

– Тогда что же тебе? Я уж и не знаю.

– Рябчики – это я ем.

– Ну, рябчиков здесь на вес золота не достанешь.

– Окрошки, ботвиньи поела бы, но только ботвиньи с лососиной.

– Тогда уж постарайся познакомиться с фабрикантом доктора Пограшова, и пусть он тебя ботвиньей угостит.

– Да ведь доктор сейчас сказал, что у фабриканта ботвинья с тюрбо, а я тюрбо в рот не беру.

Разговаривая таким манером, супруги поднимались по крутому берегу и направлялись к своей гостинице.

14

Супруги Ивановы возвращались домой. Хозяин гостиницы уже ждал их. Он распахнул перед ними дверь, низко им поклонился, улыбаясь, и опять заговорил о пансионе. Услыша слово «пансион», Николай Иванович даже плюнул.

– Да дайте прежде поесть-то! – воскликнул он. – Лайте посмотреть, чем вы кормите! Глаша, переведи ему, – обратился он к жене.

– Апре, апре, мосье. Иль фо дежене, иль фо вуар… е апре, – сказала хозяину Глафира Семеновна.

Тот поклонился еще раз и повел супругов в «саль а манже», то есть в столовую.

– Если к столу будут выходить англичане во фраках и белых галстуках, ни за что не останусь здесь жить с пансионом, – сказал супруг. – А то придешь в пиджаке к столу, и смотрят.

– Полно тебе. Не такая здесь гостиница. Это уж сейчас видно. Сам хозяин здесь и за швейцара, и за кого угодно, – отвечала супруга. – А вот надо испытать, чем кормят.

И точно, в столовой уже завтракали человек десять за маленькими столиками, по двое и по трое, но никто парадными костюмами не отличался. Столовая была небольшая, блеском зеркал не отличалась, и прислуга, служившая у столиков, была смешанная: кушанья подавали две горничные в черных платьях и лакей, хотя и во фраке и белом галстуке, но имевший такой вид, что он больше привык к синей блузе и к пиджаку.

– Видишь, – сказала мужу Глафира Семеновна. – Даже табльдота нет, завтракают отдельно за маленькими столиками и служат вместе с лакеем горничные. Рад?

– Еще бы. Главное, мне уж то приятно, что он без капуля на лбу и без карандаша за ухом. Я про лакея…

– Косматый даже. Какой тут капуль! И выглядит как будто он столяр или слесарь.

– Этого-то нам и нужно. На нашего трактирного шестерку смахивает – и довольно.

Супруги сели за столик, на котором было два прибора и две бутылки вина – красное и белое. Столовая была в первом этаже, столик стоял у окна, и, сидя за ним, можно было видеть все, что