ночи Роман орудовал ручкой. Чудилось, она вот-вот задымится. Буквы перед глазами наползали друг на друга. Из красных палочек и галочек на полях, выложи их в ряд, выстраивалась дорога от Петербурга до Москвы. В голову лезли безумные идеи. Например, снабдить все тетради маркировкой соответствующего цвета. Черный – отъявленные двоечники и саботажники. Красный – лодыри, способные на большее, чем гарантированная хворая тройка. Зеленый – балансирующие на грани хорошисты. Синий – ударный отряд, лучшие бойцы на словесном фронте. По окончании четверти ученик может дослужиться до следующего звания либо быть разжалован.

Идею Роман забраковал сразу. Реформы не полюбят. Первым делом Ирина Ивановна раскритикует, затем примчится с оборванным поводком Мурашова и станет доказывать, что зеленый цвет унижает достоинство ее сына. Чего доброго, оштрафуют, как Максима Максимыча.

С пакетом проверенных тетрадей Роман побрел в школу, зевая и спотыкаясь. Его взяла досада оттого, что он превращается в конформиста. Бесспорно, проще думать, что ты на ножах с системой и тебя не запугать потерей денег или работы. Конформист не готов признать, что он конформист. Между тем он продирает утром глаза и спешит с докладом об успешно проделанной работе к начальству, которое злит.

Э-ге-гей, дружок, проснись и пой, плетись и матерись, ты даже трех часов не спал.

Директор на совещании дал команду не церемониться с отстающими:

– Троечников не тяните. Выходит двойка – ставьте двойку. Жалеть никого не надо. Обеспечьте им настрой на вторую четверть.

На том же совещании Марат Тулпарович обвинил отдельных классных руководителей в результатах их подопечных. Больше всего замечаний накопилось в адрес татарки, курирующей 6 «А»:

– Фируза Галиакбаровна, у вас самый низкий процент качества по школе. Одна отличница и три ударника. Недопустимый показатель. Сравните с 6 «Б»: отличников трое и шесть ударников. Поднимайте вопрос успеваемости на классных часах, контактируйте с учителями-предметниками. Я жду прогресса, Фируза Галиакбаровна.

– У меня почти все ученики из неполных семей, – оправдывалась татарка, имя которой Роман наконец-то запомнил. – Родители разные. Кто-то пьет, кто-то распускает руки. Дети их боятся и до поздней ночи гуляют на улице.

– Не забывайте, что вы им как вторая мама и на вас лежит громадная ответственность, – сказал директор. – Если детей бьют, надо уведомлять специальные органы. Даю вам поручение: на каникулах навестите своих учеников и составьте мне список тех, чьи жизненные условия не соответствуют надлежащим нормам. В отчете отразите все: побои, психическое принуждение, отсутствие письменного стола и личного пространства. Будем разбираться.

Фируза Галиакбаровна ахнула.

По литературе Роман пощадил всех. В 8 «А» и 8 «Б» тонущие зацепились за спасательный круг в виде легчайших тестов по «Недорослю» и «Капитанской дочке». Чтобы разжиться тройкой, было достаточно знать, как зовут Пушкина и к какому художественному направлению относится комедия Фонвизина. Подробности не требовались.

6 «А» досталась почетная миссия: написать продолжение «Дубровского». Судя по энтузиазму, с каким шестиклашки взялись за перо, они ошалели от вседозволенности. Роман просчитался, не введя ограничений по объему. Щедрые на слова юные сочинители завалили учителя своими трудами, доходившими до пяти страниц. Дубровский с отрядом приспешников врывался в жилище Верейского и устраивал там кровавую баню. Дубровский, сдружившись с колдунами, оборачивал время вспять. Дубровский обращался за помощью к юристам и прижимал к ногтю коварных врагов. Маша то сбегала из дома в Европу, то подсыпала яд в кофе нелюбимому супругу, то манерно отвергала прибывшего к ней инкогнито Владимира Андреевича, тронутого сединой и морщинами, но по-прежнему привлекательного.

На уроках русского Роман проявил принципиальность, последовав рекомендации Марата Тулпаровича. Кирила Петрович и Хасбулатов сразу осознали, что протестовать против четвертной двойки бессмысленно. Михеева из 8 «Б», мешковатая девица с квадратной челюстью, неизменно собирающая волосы в пучок, попробовала надавить на жалость. По словам ученицы, ее мама принимает школьные оценки близко к сердцу. Поразительно, как загорелся привычно безжизненный взгляд Михеевой, когда перед глазами замаячила неиллюзорная двойка. Не меньше задергались Хидиятуллин с Аксеновым. Их предложения помыть окна и соскоблить жвачку Роман пропустил мимо ушей.

– Ранель, Леша, я вам на протяжении четверти обещал неприятности. Было дело?

Хидиятуллин и Аксенов угрюмо молчали.

– Просил активизироваться, отрабатывать прогулы. Было дело?

Убеждения шпаны не позволяли им согласиться с чужой правотой.

– Сколько домашних заданий вы выполнили?

– Роман Павлович, да на тройбан совсем ничего надо! – не выдержал Аксенов. – Мы же четверку не ждем!

– А ты тройбан заслужил? – повысил тон Роман. – Может, разберешь на доске словосочетание по схеме? Счастья попытаешь?

Учителя охватил азарт. Он ощущал себя следователем, который, преодолев длительные мытарства, наконец-то возделывал подследственного, чья вина тяжела и бесспорна. Жаль, Хидиятуллин и Аксенов на чистосердечное не пойдут – не тот сорт.

Засомневался Роман только на Ильназе Хаирзянове из 6 «А». По букве образовательного стандарта ученик четвертную программу не усвоил и должными умениями и навыками не овладел. При устных ответах Ильназ имел обыкновение бормотать что-то бессвязное, засунув руки в карманы и опустив голову. Он произносил «что» и «конечно» через «ч» и тушевался по любому поводу. Само собой, над тихим мальчиком, коротко стриженным машинкой, насмехались одноклассники. Классный руководитель 6 «А» рассказывала, что в начальной школе Хаирзянов сломал позвоночник в драке с Шавалиевым, почти год просидел на домашнем обучении и с тех пор замкнулся в себе.

В день выведения оценок Роман, оставив Ильназа после занятий, дал ему шанс на спасительную тройку. Тихоня, известив по телефону маму, стал выполнять упражнение за упражнением. Буквы выпадали из слов, запятые терялись в нужных местах и всплывали в ненужных, синонимы выдавались за антонимы. Вхолостую потраченные усилия будто не волновали Хаирзянова, потому что он безропотно и безрезультатно заполнял строки и страницы каракулями. Видимо, Ильназ принадлежал к числу исполнителей, которые даже не капитулируют без приказа.

Когда Роман, отчаявшийся добиться от шестиклашки чего-либо путного, подыскивал утешительные выражения, в дверь постучалась Фируза Галиакбаровна и объявила о визите матери Хаирзянова. Толстая тетка буквально выскочила из-за спины учительницы и с рыданиями двинулась на Романа. Сквозь слезы прорывалась татарская речь. Отпрянувший учитель машинально выставил перед собой руку, как шлагбаум. Ильназ спрятал испуганный взгляд в тетрадь. Смущенная Фируза Галиакбаровна, поспевая за посетительницей, обратилась к ней на родном языке.

– Умоляю, поставьте тройку! Умоляю! – вопила гостья.

Ее растрепанные сальные волосы слипались в сосульки. На леопардовой блузке проступали заскорузлые разводы. На локтях и на шее сбивались в кучки красно-оранжевые псориатические пятна. Ко всему прочему, от женщины разило водкой.

– Успокойтесь, – вымолвил Роман. – Успокойтесь, пожалуйста.

Нахлынула паника. Главное – сосредоточить внимание. На чем угодно. На доске, на окне, на ведре с водой.

– Поставьте тройку! Если