После защиты дипломов, торжественного вручения новоиспечённым инженерам вожделенных «поплавков» и хмельных речей на прощальных застольях пришло время выбирать, чем заниматься дальше. Предстояло паковать чемоданчик и ехать по распределению, и тут почти ни у кого вопросов не возникало, за исключением, естественно, нашего героя. Для Яшки было ясно, что и дальше эксплуатировать своё «молочное и недолговечное счастье», как это было до последнего времени, нельзя. Нужно искать работу, не сидеть же и дальше на шее у родителей. Они-то молчат и вряд ли попрекнут бездельем, но ведь и совесть надо иметь!

На комиссии по распределению Яшке предложили отправляться молодым специалистом по уже знакомому адресу – на Алтайский вагоностроительный завод, куда он совершенно не стремился попасть вторично. Ему до сих пор иногда по ночам снились тяжёлые ухающие прессы, привезённые сюда ещё во время войны, когда эвакуировали заводы из европейской части страны… Нет, что угодно – только не сюда! Туристические поездки хоть на край света – с превеликим удовольствием, но на постоянку, как декабристы в глухие сибирские углы, – нет, к этому патриотическому поступку Яшка был не готов.

Выход нашёлся после долгих размышлений и маминых советов. Он отправился за помощью к своему дядьке, знатному сталевару, одному из создателей танковой брони для легендарных фронтовых тридцатьчетвёрок. У того были какие-то давние связи в министерстве, и дядька кому-то в самом деле позвонил, с кем-то договорился, и в итоге Яшке было разрешено в порядке исключения свободное трудоустройство без необходимых трёх лет обязательной отработки по распределению. В то время это было неслыханным везением, которому завидовали многие его сокурсники, разъезжающиеся по городам и весям. Обладателями такого свободного трудоустройства могли стать лишь беременные или кормящие мамаши, инвалиды и дети высокопоставленных начальников. Ни к одной из этих категорий Яшка не принадлежал.

Было, конечно, немного стыдно перед товарищами, которым не хотелось уезжать от родимого очага не меньше, чем ему, но тут уже каждый устраивался, как мог. Впервые Яшка почувствовал, как много в нашей судьбе решают связи и знакомства, и хоть этим пользоваться было немного противно и стыдно, но никуда не денешься – такая уж наша жизнь… А сегодня – сегодня жизнь стала иной?!

Даже Лобзику не помог открутиться от далёкого уральского городка его хвалёный влиятельный отец, подполковник с институтской военной кафедры. Галка ехать со своим избранником категорически отказалась, на чём и закончилась их долговечная, почти четырёхлетняя любовь. Видно, не годилась она в декабристские жёны, бросавшие всё и отправляющиеся вслед за своими любимыми в сибирскую глухомань. Правда, и Лобзик не сильно рвался в декабристы, но потерей возлюбленной почти не опечалился, здраво рассудив, что везде, в любой глуши, есть молодые и красивые девушки, на которых можно положить глаз. Главное, погромче исполнять для них своё любимое бронебойное «Кант бай ми ло», чтобы они тут же стали укладываться под него штабелями.

Аноха в этом году не защищался, потому что, как и Петя Булкин, взял академический отпуск, сославшись на тяжёлые семейные обстоятельства и неизлечимую болезнь батюшки-алкоголика. Поэтому сия напасть с распределением его пока не коснулась. Триха неожиданно женился на молчаливой черноглазой молдаванке и сразу же сварганил к распределению пару прелестных малышей, посему его как многодетного папашу тоже не стали трогать. Последнему участнику их компании Пете, как и Анохе, распределение предстояло лишь на будущий год. Короче говоря, их сплочённая с самого первого курса, но так и не состоявшаяся рок-группа в одно мгновение развалилась, так и не исполнив по-настоящему ни одной песни.

Одно время Яшке было крайне не по себе, потому что внешне выходило, будто он как бы бросил друзей, которые разъедутся в другие города, хотя могли бы оставаться дома и работать по специальности на схожих предприятиях. Зато вместо них приедут молодые специалисты из тех же самых городов и займут места, которые могли по праву принадлежать им. Что это за дурацкое перемешивание людей в громадном закипающем котле трещавшего по швам Советского Союза? Кому понадобилось, чтобы люди срывались с обжитых мест, покидали родителей и друзей и начинали свою новую жизнь с нуля? Была бы в том прямая необходимость, так ведь нет же! Большинство молодых специалистов отрабатывали свою обязательную трёхгодичную каторгу и, невзирая ни на что, всё бросали и возвращались домой…

Гриша Сладков уехал по распределению в Ленинград, так ни с кем и не попрощавшись. Покинуть провинциальный городок и отправиться в столицы, где больше возможностей продвинуться в музыкальной сфере, было его давней мечтой. То, что он так легко расстался со своими соратниками по музыке и, главное, с Яшкой, немного обижало его, но не очень, ведь у каждого своя дорога, и не всегда остаётся время, если уж пошёл по ней, оглянуться и вспомнить тех, без кого не мог обходиться раньше. К месту, наверное, вспоминалось, как один из кураторов от конторы случайно – или намеренно? – проговорился, что при разборе полётов после незабываемого бардовского вечера первым на ковёр вызывали всё-таки не Яшку, а Гришу. И тот без долгих уговоров и запугиваний сразу указал на него пальцем, как на инициатора «антиармейских» песенок. Это было, конечно, неприятно и не по-мужски, ведь на сцене-то он как раз прилюдно утверждал совсем обратное, но сам-то Яшка – разве он оказался порядочней? Тоже всё выложил, когда надавили и прищемили хвост успеваемостью и будущими карами…

Хоть он уже довольно долго не общался с кураторами из конторы, но свой прощальный привет они ему всё-таки сумели передать. Притом в своём излюбленном стиле – исподтишка и подленько. Как выяснилось позднее, они сочли, что его отмазка от поездки по распределению, о которой он чистосердечно поведал им, произошла в нарушение закона, быстренько просчитали цепочку и выяснили, кому в министерство звонил Яшкин дядюшка. Дальше уже пошло по накатанному сценарию феликсовых птенцов: они устроили крупную неприятность этому влиятельному чиновнику из министерства. А тот уже по цепочке вниз перезвонил дядьке-сталевару и устроил ему форменную головомойку. Очень неприятный разговор состоялся после этого у разгневанного дядьки со своим болтливым племянничком. Кажется, до самой смерти он не простил Яшке его длинный язык… А как бы иначе комитетчики узнали о звонке в министерство?..

После того как спустя некоторое время все разъехались, старых друзей больше не осталось, а новых Яшка ещё не приобрёл. Тем не менее куда-то устраиваться на работу нужно было всё равно. И тут ему уже помог отец, который был не последним человеком в строительной отрасли.

– Поедешь на домостроительный комбинат, –