Вот только с другого ракурса – из-за плеча Стаса – все смотрелось совершенно иначе.

Катя не выглядела довольной. Ее лицо было перекошено в почти комичном выражении ужаса, а щеки алели от стыда! Недоверчиво нахмурившись, Захар наблюдал за разворачивающейся сценой.

Вот Стас попытался опуститься на колени, и Катя, издав какой-то невнятный звук, вцепилась ему в плечи. Выглядела она при этом так, словно ее вот-вот удар хватит.

Вот Стас закрутил ее в воздухе, а она отчетливо позеленела.

А вот он потянулся к ней своими мерзкими губами, но Катя, отпрянув, дернула головой вверх, и поцелуй пришелся ей в подбородок!

Но почему, черт побери, на видео Жени все это выглядело так, словно она с жаром ему отвечает? Почему казалось, что Катя чуть ли не сама на него набросилась?

Видео закончилось, но Захар пересмотрел его еще дважды, прежде чем выключил телефон и в смятении уставился на стол.

– Таких доказательств тебе достаточно? – ядовито уточнила Таби и, не сдержавшись, добавила: – Идиот. Она никогда и не встречалась со Стасом, если не считать одно неудачное свидание в клубе. Но согласилась притвориться его девушкой, чтобы… – Она оборвала саму себя взмахом руки. – Знаешь что, спроси у нее сам.

Захар, конечно, нахмурился и презрительно фыркнул, но этому фырку явно не хватало уверенности. Жалкий, если честно, получился фырк…

– А в ночь после вечеринки… – начал было он.

– Она спала у меня, потому что мне нужна была ее поддержка. У моей мамы рассеянный склероз. Медкарту показать?

Захар покачал головой. Примчаться на помощь другу, наплевав на себя и свои проблемы? А вот ЭТО уже было похоже на Катю. Таби, наблюдавшая за его лицом, забрала телефон и снова спрятала в карман.

– Чтоб назвали первенца в мою честь, – буркнула она, отодвигаясь.

Тело среагировало даже прежде, чем Захар успел взвесить все за и против, оценить риски или придумать запасной план. Он вскочил на ноги так быстро, что что-то в его спине громко хрустнуло, слегка снизив пафосность момента, но это не имело значения.

Важно было только то, как теперь все исправить.

Захар бросил на стол две купюры по тысяче рублей (не мог же этот дурацкий чай стоить больше?), но Таби прямо у него на глазах забрала их и невозмутимо прикарманила. Даже не удосужилась подождать, пока он выйдет за дверь!

Захар нырнул в рукава куртки и недоверчиво хмыкнул:

– Как вы вообще подружились?

Таби пожала плечами:

– Наручники. Запугивание. Шантаж.

– Я так и подумал, – рассмеялся он.

Не сказав больше ни слова, Захар выскочил за дверь и, включив первую сверхзвуковую, понесся к метро. В глубине души он и раньше знал, что Катя – его Катя – ни за что бы так не поступила. Знал, но зачем-то держался за свою обиду, холил ее и лелеял, будто сокровище, тогда как настоящее сокровище все это время было у него под носом! Спало на его диване. Тайком воровало вареные куриные грудки из его контейнера. Смотрело на него тоскливыми глазами, когда думало, что он этого не замечает.

Какой же он идиот!

От станции до дома Захар бежал. Он несколько раз пытался дозвониться до Кати, но абонент сначала был занят, потом в метро не ловила связь, а после Катя и вовсе не брала трубку. Может, как обычно, сунула куда-то телефон и забыла, куда?

Захар рассмеялся, потому что это было так на нее похоже! Распахнул подъездную дверь, взлетел по лестнице и замер так, словно с размаху налетел на прозрачную стену.

– Тут человеку плохо! – срываясь на фальцет, вопил в панике Стас. А на его руках с безжизненно болтающейся головой висела…

Катя.

Глава 26

Катя сидела на диване, завернувшись в одеяло с головой. Внутри было душно и жарко, но зато спокойно и безопасно. И пахло Захаром… Его гелем для душа. Не от одеяла, конечно, а от толстовки, которую он заставил ее надеть. Катю так колотило, что он до смерти перепугался и носился вокруг, будто курица-наседка. Вот надень, согреешься! Чай будешь? Может, теплые носки? Было даже немножко смешно. Но не настолько, чтобы перестать трястись.

Главное, не заплакать, а то она вообще никогда не остановится. Тихие всхлипы не считаются.

Кто-то постучал по Катиной голове, укрытой одеялом, и голос Захара тихо произнес:

– Сделал тебе чай с сахаром. Точнее, сахар с чаем, как ты любишь.

Катя просунула руку сквозь щелку и, схватив термокружку, снова спрятала ее под одеяло. Чай был слишком горячим, чтобы пить, но от жгучего пара, который вился из круглого отверстия в крышечке, стало еще теплее. Или это от того, что Захар о ней заботился?

Он был первым, кого она увидела, когда открыла глаза. И, если честно, единственным, кого хотела видеть.

– И надолго ты там поселилась? – осторожно уточнил он.

– Навсегда, – незамедлительно ответила Катя. – Предупредишь родителей, что я переехала?

Захар не ответил. Молчал так долго, что Катя осмелилась осторожно выглянуть из-под одеяла.

– Привет, – тихо сказал Захар.

– Привет, – также тихо ответила Катя. Ее губы задрожали. Она зажмурилась. Прикусила щеку изнутри, чтобы сдержаться, но Захар возвышался над ней, сунув руки в карманы и широко расставив локти в стороны, и казался таким… незыблемым. Способным защитить ее от всего мира, если она попросит. Даже если не осмелится попросить.

Катя не хотела быть обузой. Не хотела, чтобы он считал ее слабой и плаксивой, потому что она и так слишком много при нем плакала. Но в Захаре было что-то такое, отчего у нее не получалось сдерживаться, как бы она ни боролась с собой.

Катя проиграла и в этот раз.

Хуже того, забыв обо всех ссорах и разногласиях, она протянула руки, как маленькая, и умоляюще посмотрела на Захара снизу вверх, потому что его объятия были единственным, что ей сейчас было ну…

Прежде чем Катя успела додумать свою мысль, Захар сгреб ее и, рухнув на диван, усадил к себе на колени.

Слезы хлынули из глаз, словно только этого и ждали. Катя вцепилась в Захара и разрыдалась. Скомкала футболку на его спине и сжала в пальцах так крепко, как только могла, потому что если бы не он, она бы давно уже распалась на куски. Рассыпалась. Стала ничем!

Захар не торопил ее. Не комментировал, не требовал вести себя по-взрослому, не сыпал глупыми утешениями в духе «все будет хорошо» и даже не жаловался на то, что она промочила своими глупыми слезами его футболку. Он просто был рядом.

Он просто