и прочее, вскоре выяснилось, что частные корпорации отлично играют в эти виды спорта без государственного вмешательства. И что люди охотнее налоги платят в местные бюджеты, а не в центральные. Что границы не нужны, они только затрудняют естественную миграцию населения. Что таможенные барьеры мешают. Что все касающиеся жизни решения надо принимать не в далекой столице, а локально. И развернулся всемирный процесс, который назвали «кантонизацией» — по нашему швейцарскому образцу. Оказалось, что людям удобней не объединяться в огромные административные структуры, где триста, или сто, или даже двадцать миллионов человек живут по единым правилам, а существовать небольшими, во всяком случае компактными общинами, где у всех общие интересы и проблемы. Сначала стал вянуть ажиотаж всяких мегавыборов — в парламенты и сенаты, на президентские посты. Главные политические баталии стали происходить на муниципальном уровне: областном, городском, даже районном. Там же стали оставаться основные налоговые суммы. И где-то к середине шестидесятых некоторые чрезмерно раздутые страны — кстати, Россия первая — вообще отказались от дорогостоящего центрального аппарата. Потому что отношения, скажем, Дальневосточного Края с Северной Кореей или Хэйлунцзяном стали для тамошних жителей намного важней, чем какая-то далекая Москва. И сейчас государств — в старом смысле — вообще нет. За исключением маленьких, которым не было смысла делиться. Вот Люксембург с Лихтенштейном как были, так и остались.

— А как же неравенство? Ведь конкуренция все равно осталась. Какой-то регион богател, какой-то наоборот разорялся?

— Для этого в Фонде Международного Развития существует особая программа. Вообще организационный центр планеты — так постепенно сложилось само собой — теперь ФМР. Он как сердце в организме: кто качает кровь, тот и главный. А кроветоком планеты по-прежнему являются деньги, гениальное изобретение цивилизации. Как я тебе говорил, вначале Фонд замышлялся как временное средство для мирного урегулирования локальных конфликтов и наполнялся поступлениями от бывших военных бюджетов. Но когда люди увидели, как классно работает эта структура, всем захотелось ее применить и для решения других сложных проблем. А их, как ты знаешь, у человечества хватало. В 2035 году все страны — тогда еще это были страны — договорились делать постоянные взносы в ФМР, чтобы он существовал и дальше. Генеральная Ассамблея Фонда тоже стала постоянным органом, который определяет приоритетность задач. Это кстати было очень правильное решение: не разбрасываться на сто задач сразу, а выстроить очередь. Весь мир сосредотачивается на проблеме, которая признана самой насущной, и вкладывает в эту работу пятьдесят процентов общего бюджета. Вторая половина тратится на проблемы второй, третьей и так далее очереди — чтобы их не запускать. Но фиксируются на приоритете. Дирижер Сун, воспитанник социалистической плановой экономики, предложил восстановить систему пятилеток — или трехлеток, или десятилеток, в зависимости от сложности проблемы. Пару раз были даже короткие интенсивные «однолетки». Например, застарелую проблему очистки мирового океана от мусора решили за 12 месяцев. Подрядили полторы тысячи частных компаний, создали восемь тысяч новых, выделили на это десять триллионов — и через год моря стали чистыми. Двести миллионов тон мусора отправились в переработку. С онкологией провозились три года…

— То есть? Ты хочешь сказать, что рака больше нет?! От него можно было избавиться? Но как?

Алик вздохнул.

— Ты всё такая же. Любишь перескакивать с одного на другое, и детали интересуют тебя больше, чем общая картина. Ну окей. К черту «Цзинцзюй». Давай двинемся короткими перебежками. Краткая лекция по истории приоритетных проблем тебя устроит?

— Начни с онкологии, — велела Елена. — Которая меня чуть не угробила. И про инфаркты не забудь. Или они остались? — встревожилась она, вспомнив кошмар под парусом.

— Какие к черту инфаркты, о чем ты? Ладно, я понял. Тебя в первую очередь интересует здравоохранение. D’accord. Слушай.

9. ПРО ЗДРАВООХРАНЕНИЕ

— Была разработана комплексная «Медицинская программа». Третья по очередности. Рассчитанная на 15 лет. Она делилась на этапы. Если я правильно помню, первой на повестке была кардиология, потом шла онкология, потом деменция — мир ведь старел, Альцгеймер стал модной болезнью. Ну и так далее вплоть до стоматологии. Зубы у всех сейчас — хоть железо грызи. Мы твои импланты тоже поменяем на биопротезы. Эх, зря в двадцать втором тридцать тыщ франков угрохали.

— Черт с ними, с зубами. Как справились со смертельными болезнями?

— Почти со всеми одним и тем же средством.

— Каким?

— Вот этим. — Алик показал браслет. — Я тебе уже говорил. В «ассист» вмонтирован персональный монитор здоровья. Снимает данные в постоянном режиме, отправляет в центральный процессор и при первых же симптомах какой-то аномалии дает сигнал. Те же кардиоболезни, тем более онкология убивали людей только потому, что проблема вовремя не обнаруживалась. Теперь такого не бывает. Из-за этого, кстати, почти все прежние отрасли медицины приказали долго жить. Раннее диагностирование и профилактика их похоронили. Остались травматология да психоментальное направление. Вот с заболеваниями мозга пришлось повозиться. Не с деменцией, это-то фигня. При первых же симптомах задействуют нейростимуляторы, проводят курс специальной ноотерапии, и процесс не развивается. Как тут шутят, все забыли про Альцгеймера. Иное дело — тонкие сферы мозговой деятельности. Видишь, до наших с тобой мозгов медицина доросла только через восемьдесят лет. И многое в органике мозга еще недоисследовано. Я сейчас вложился в лабораторию, которая ищет код к глубинным слоям памяти. Рабочая гипотеза состоит в том, что всё, случившееся с человеком, записывается навсегда, и если найти ключ к этим записям, можно будет восстановить каждый миг жизни и каждый байт информации. Представляешь?

— Спасибо, мне такого не надо. Лучше я сама выберу, что я хочу помнить, а что предпочитаю забыть, — сказала Елена. — Так значит, все теперь здоровы, как коровы? И молоды, как боги?

— Здоровы-то здоровы, но стареть стареют. Изношенные компоненты тела заменить можно, и их заменяют, но ресурс эмоций у человека ограничен. Они притупляются, наступает апатия, попросту говоря жизнь начинает вызывать зевоту. У всех это случается в разном возрасте, но конец один и тот же. Тогда люди уходят. Добровольно.

— Ну, у меня эмоций хватит о-очень надолго, лет триста я на Земле еще точно не соскучусь, — пообещала Елена.

— Насчет трехсот лет есть одна проблема… — начал было Алик, но Елена задала вопрос, который у нее возник в самом начале лекции про здравоохранение:

— Ты сказал, что «Медицинская программа» была третья по очередности. Неужели нашлись задачи более важные?

— Конечно. И более неотложные. Во-первых, какой смысл лечить больные тела, когда у девяноста процентов больные души? Во-вторых, была сильно больна планета, и ее болезнь быстро прогрессировала.