Они создавали кучу проблем: паразитировали на социалке, устраивали этнические гетто и преступные сообщества, кучковались по мечетям вокруг каких-то полоумных проповедников.

— Как я могу этого не помнить? Я только что оттуда. У нас на улице развесили плакаты Швейцарской народной партии «Не тяни лапу!»: швейцарский паспорт, и к нему тянутся черные, коричневые, желтые руки.

— Надо же. Вот ведь были идиотские времена. — Алик покачал головой. — А в тридцать первом что ли, нет в тридцать втором году по инициативе Германии, Франции и Нидерландов, запустили новую иммиграционную доктрину. Дотумкали наконец, что главный капитал — живые люди. Ты их не рожал, не растил, не перевозил. Они сами хотят к тебе приехать. Будут работать, платить налоги. Да и инъекция свежей инокультурной крови старушке Европе не помешает. Надо не запирать перед иммигрантами дверь, а радоваться. Только с этим капиталом, как и с любым другим, следует грамотно обращаться. Разработали специальную программу адаптации — ее потом взяли на вооружение в Америке, Австралии, Канаде и других богатых странах. Благо в Международном Фонде Развития из-за сокращения военных бюджетов деньжищ было немеряно. Каждого иммигранта принимали приветливо, бережно, проводили через тестирование, через кучу собеседований, выясняли для чего человек может пригодиться и к каким занятиям имеет склонность. Обучали, помогали встать на ноги — и через несколько лет в девяносто девяти процентах случаев получали полезного члена общества. А один процент уродов встречается и среди собственных уроженцев. Скоро пошла мода на межнациональные и межрасовые браки, и вот тебе результат. — Алик кивнул на посетителей кафе. — Новые европейцы. По-моему, лучше прежних.

— И это по всему земному шару теперь так?

— Нет. Китайцы какие были, такие и остались. В Африке по-разному, в зависимости от региона. Американцы сплошь забрюнетились, облатинились, там в половине штатов два языка, английский и испанский.

— А какой главный язык в мире?

— Никакой. Тут у всех вот такая штука при себе. — Алик поднял руку, показал браслет. — Это не часы. Это «ассист», универсальный помощник. Помнишь, мы все ходили с мобильными телефонами, которые постепенно превратились и в компьютер, и в кошелек, и не помню во что еще. «Ассист» объединяет вообще все нужные в жизни функции. От мониторинга здоровья и ведения финансов до синхронного перевода с любого языка на любой. Мой «ассист» из ностальгических соображений русифицирован. Дай ухо, слушай.

Он перешел на французский, сказал:

— Mon dieu, comme je suis heureux que nous soyons ensemble!

— Господи, как же я счастлив, что мы вместе, — пропищал в ухо тонкий голосишко.

— Если я наведу «ассист» на какое-то объявление, на любой текст, неважно на каком языке, на экранчике тут же появится перевод. Или можно включить режим «аудио». Сейчас полно семей, где муж с женой разного происхождения и отлично общаются между собой каждый на своем языке.

— Даже в постели, занимаясь любовью?

— О да. Эта штуковина в случае чего еще и поможет. У нее есть всякие режимы, в том числе интимные. Я тебя потом ознакомлю.

Он подмигнул, а Елена только теперь, в этот миг, окончательно поверила, что действительно проснулась. И от счастья закружилась голова.

— У меня тоже будет собственный «ассист»?

— А как же. Без него из дому выйти, все равно что без трусов. У тебя много чего будет. Всё, о чем ты мечтала. Например, собака. Хочешь собаку? Твоя каниноаллергия навсегда снимется одной пилюлей.

— Нет, ты же знаешь, я однолюбка. Если бы вернуть нашего Чубакку… Эх, как жалко, что тогда еще не было криоконсервации!

Много лет назад, в молодости, у них был отличный барбос: рыжий, одно ухо торчит, другое висит. Елена подобрала его щенком на улице, несмотря на свою врожденную аллергию. Сначала чесалась и сморкалась, потом делала специальные уколы, говорила Алику: «Ничего, любовь требует жертв. Терплю же я тебя». Чубакка, бедняжка, умер от паршивой постсоветской ветеринарии в девяносто седьмом, не вынес пустяковой операции. Елена рыдала несколько дней, потом на даче установила на могилке красивый валун, формой похожий на пса. И больше собак не заводила, хотя очень их любила — за прямоту и верность.

— Погоди… — Она задумалась. — А что стало с коровами, курами, овцами, со свиньями?

— В смысле?

— Раз их больше не едят, молоко не доят, шерсть не стригут, то ведь и разводить их незачем? Куда они делись? Вымерли?

Алик удивился вопросу.

— У нас никто не вымирает. Просто перестали специально плодить живые существа для убийства, закрыли концлагеря и комбинаты массового уничтожения. Нынешние дети не могут поверить, что люди нашего поколения вытворяли такие зверства. Что у нас были каннибальские магазины, каннибальские рестораны. Конечно, количество бывших домашних животных очень сократилось. Ну, как конское поголовье в двадцатом веке постепенно уменьшилось в тысячу раз по сравнению с 1899 годом, когда все ездили на колясках, скакали и пахали на лошадях. Осталась верховая езда, скачки — и всё. Теперь, правда, и этого нет. Принят «Билль о правах живых существ». Коровы, овцы, свиньи живут в естественных условиях — пасутся, размножаются как им хочется. Рыбу тоже не вылавливают. Нет такой необходимости. Пищевая промышленность отлично обходится синтезированными белками, углеводами и всем прочим. Вся еда готовится индивидуально, фуд-процессорами. Они запоминают, что ты любишь, сами предлагают какие-то новые рецепты — персонально для тебя… А, ну-ка попробуй, что я тебе заказал. Официант уже несет.

Оглянувшись, Елена увидела, что к столику, переваливаясь, движется осьминог: двумя щупальцами шагает, в четырех держит тарелку, чашку, приборы, салфетку. В седьмой щупальце букет алых роз, в восьмой какая-то книжечка.

— Розы заказал я, твоего любимого оттенка. Они, конечно, искусственные, но ты их ни за что не отличишь от природных. Добро пожаловать в новый мир, милая.

Алик поцеловал ей руку, а осьминог — вблизи стало видно, что это робот, сделанный из какого-то эластичного, упругого материала — ловко накрыл стол и положил сбоку книжечку. Муж раскрыл ее, приложил палец.

— Это счет. Карточек, как в прежние времена, и тем более бумажных денег сейчас нет. У каждого свой виртуальный аккаунт. Ну, как тебе омлет?

Елена осторожно потрогала вилкой очень красивый, но на вид несъедобный артефакт, лежавший на тарелке. Что-то он напоминал. Ах да, мозаичное надгробье Рудольфа Нуриева на кладбище Женевьев-де-Буа.

— Я лучше булку попробую…

Откусила мачту с парусами от колумбовой каравеллы — ммм, хрустящая, вкусная! По вкусу что-то среднее между прецлем и круассаном. Осмелев попробовала и могильный омлет. Уау! С трюфельным привкусом!

— А дома тебя ждет личный фуд-процессор. Я его зарядил всем, что ты любишь. Топай, топай, — махнул Алик «официанту». — Свободен.

— Погоди, а настоящих