— Далее, — продолжил я, указывая на голографическую модель кораблей эскадры, медленно вращавшуюся над столом, — эти офицеры, действуя согласованно, организуют на своих кораблях трансляцию по общим каналам. Но прежде чем это сделать, они должны собрать экипажи в централизованных локациях.

— Под каким предлогом? — спросила Таисия, барабаня пальцами по столу и пытливо глядя на меня из-под своих длинных ресниц.

— Вариантов множество, — ответил я, разводя руками и начиная перечислять. — Учебная тревога, объявление важных новостей от командования, внеплановый инструктаж по новой системе безопасности… Главное, чтобы большинство экипажа оказалось в одном месте, а не было рассредоточено по кораблю малыми группами.

— Понимаю, — медленно кивнула Агриппина Ивановна. — Действительно, так будет гораздо проще контролировать ситуацию. Рассредоточенные группы могут стать очагами сопротивления или быть нейтрализованы поодиночке. А собранные вместе люди…

— … видят количественное превосходство единомышленников, — закончил я за нее, щелкнув пальцами. — Именно. Человеческая психология работает предсказуемо — большинство предпочтет присоединиться к большинству. Это как лавина: сначала скатывается маленький камешек, потом он подхватывает другие, и вот уже мощный поток несется вниз, сметая все на своем пути.

— И когда экипажи будут собраны, — продолжила за меня Таисия, выпрямляясь в кресле, — я обращусь к ним как княжна-регент, призвав к верности законному императору.

Я кивнул, удовлетворенный тем, как быстро она ухватила суть плана. Мне нравилась эта черта в Таисии — несмотря на юный возраст, она схватывала на лету даже самые сложные концепции.

— Мы запишем ваше обращение заранее, Ваше Высочество, — сказал я, мысленно прикидывая, какое оборудование понадобится для качественной записи. — А потом лояльные офицеры обеспечат его трансляцию на своих кораблях.

— Но как же остальные командиры? — спросила Таисия, слегка нахмурившись и покусывая нижнюю губу — привычка, от которой она так и не смогла избавиться, несмотря на все усилия своих наставников. — Они наверняка попытаются прервать трансляцию и купировать все наши последующие действия.

— Для этого у меня и существуют преданные люди на ключевых постах, — ответила Хромцова, подавшись вперед и понизив голос, хотя в аудиенц-зале кроме нас никого не было. — Они должны обеспечить бесперебойную передачу сигнала и при необходимости… нейтрализовать те или иные, так скажем, помехи.

Мягкая формулировка не обманула никого из присутствующих. Все понимали, что речь идет о фактическом мятеже на кораблях, что может означать применение силы против офицеров, верных Граусу. Возможно, даже кровопролитие. Это была неприятная мысль, но в гражданской войне редко получается обойтись без жертв.

— Единственное, что меня смущает, это если мы даже и получим поддержку пятнадцати кораблей, — заметила Хромцова, хмуро глядя на голографическую модель и машинально потирая запястье, — это все равно оставляет нас в численном меньшинстве. Остальная часть моей эскадры плюс крейсера Суровцева…

— На нашей стороне уже будет фактор внезапности, — сказал я, прерывая её мрачные размышления и указывая на красные значки кораблей Суровцева. — Если сработает эффект домино, и один корабль за другим начнет переходить под наш контроль, психологическое давление на оставшихся будет нарастать. К тому же, контр-адмирал Суровцев не рискнет открыть огонь по кораблям вашей эскадры, пока не будет уверен, кто на чьей стороне. Это даст нам время для маневра.

Я снова перевел взгляд на голографическую модель, словно в ней можно было увидеть будущее. Миниатюрные корабли продолжали свой бесконечный танец в пространстве, бесстрастные и безразличные к тому, что их реальные прототипы вскоре могут быть втянуты в смертельную схватку. На карту поставлено слишком многое. Один неверный шаг, и мы окажемся в ситуации, гораздо худшей, чем та, в которой находимся сейчас.

— Это… рискованный план, — произнесла Таисия после долгой паузы, выдохнув. Свет от голограммы отражался в её глазах, придавая им странный, почти нечеловеческий блеск. — Но, кажется, единственно возможный в данных обстоятельствах.

Хромцова молча кивнула, соглашаясь с оценкой, и задумчиво побарабанила пальцами по столешнице, словно отбивая неслышную мелодию.

Я обвел взглядом присутствующих, остановившись на юном императоре, который все это время хранил молчание, внимательно следя за нашей дискуссией. Его детское лицо было сосредоточенным, но за этой маской скрывалось что-то большее — глубина, которую трудно было объяснить.

— Ваше Императорское Величество, — обратился я к нему, слегка наклонив голову. — План потребует участия Вашей сестры. Но решающее слово остается за вами. Вы наш император, и ваше мнение для нас закон.

Иван, который все это время внимательно следил за обсуждением, выпрямился в кресле. Его детское лицо приняло серьезное выражение, которое казалось почти неестественным на таких юных чертах.

— План хороший, господин контр-адмирал, — произнес он, и я снова поразился той властности, которая пробивалась сквозь его детский голос. — Но в нем есть существенный недостаток.

Мы с Хромцовой переглянулись, невольно обмениваясь взглядами удивления и легкого замешательства. Какой недостаток мог заметить восьмилетний мальчик, который ускользнул от внимания опытных военных?

— Какой же, Ваше Величество? — спросил я, теперь уже с неподдельным интересом. За время, проведенное рядом с юным императором, я уже не раз убеждался в его необычайной проницательности.

— Обращения к космоморякам бывшей 5-ой «ударной» дивизии одной только моей сестры будет недостаточно, — твердо сказал Иван, скрестив руки на груди — жест, который у взрослого выглядел бы авторитарным, а у ребенка почти комичным, если бы не серьезность момента. — Я должен сам говорить с ними.

Таисия бросила на брата встревоженный взгляд, который не укрылся от моего внимания. В её глазах промелькнула тревога, смешанная с невольной гордостью