— Иван, это может быть опасно, — мягко произнесла она, протягивая руку и осторожно касаясь его плеча. — По нашей легенде тебя нет на «Афине». Если план провалится…

— Если план провалится, — перебил ее мальчик с неожиданной твердостью, стряхивая её руку движением, больше подходящим взрослому, уверенному в своей правоте человеку, — то мы все равно проиграли, независимо от того, выступал я или нет. Но если есть хоть малейший шанс на успех, я должен использовать его. Я — император. Не ты, Тася.

В последней фразе прозвучали интонации, которые я никогда раньше не слышал от Ивана. Что-то чересчур властное, почти… царственное. На мгновение мне показалось, что перед нами сидит не восьмилетний мальчик, а умудренный опытом монарх, за плечами которого десятилетия правления.

— Если наша единственная надежда — привлечь на свою сторону простых «моряков», — продолжил Иван Константинович, — то им нужен не политический аргумент княжны-регента, которую они знали как капитана-командора Романову, а прямое обращение их императора. Любой подданный Российской Империи воспитан с идеей верности династии и центральной власти. И я, как единственный законный представитель нашего рода, должен обратиться к этому чувству.

Хромцова собралась было возразить, нахмурив брови и подавшись вперед, но Иван неожиданно поднял руку в жесте, останавливающем дальнейшие дебаты. Этот жест был настолько властным, настолько уверенным, что даже видавшая виды вице-адмирал замолчала на полуслове, невольно вспомнив крутой нрав покойного императора Константина — его отца.

— Присягу верности приносят не регенту, вице-адмирал, — сказал он, не повышая голоса, но вкладывая в каждое слово такую непоколебимую уверенность, что она словно физически заполняла пространство аудиенц-зала. — Ее приносят императору. И мой голос должен быть решающим в этом воззвании.

В словах мальчика была логика, которую невозможно было опровергнуть.

— Ваша воля закон для нас, Ваше Императорское Величество, — первой нарушила молчание Агриппина Ивановна Хромцова, склонив голову в знак согласия. Её лицо оставалось бесстрастным, но я заметил, как в глазах промелькнуло что-то похожее на изумление, смешанное с неимоверно возросшим уважением.

— Хорошо, — кивнул Иван, чуть расслабляя плечи и позволяя себе легкую, почти детскую улыбку, которая на мгновение напомнила о его настоящем возрасте. — Тогда решено. Вице-адмирал возвращается на свой флагман и координирует действия лояльных офицеров. Контр-адмирал Васильков подготовит необходимое техническое обеспечение для трансляции. Моя сестра и я запишем обращения к экипажам. Если ещё остались вопросы?

Вопросов не было. План был рискованным, но осуществимым. Альтернативой был лишь позорный плен или героическая, но бессмысленная гибель. Когда выбор настолько очевиден, долгие дискуссии излишни.

— Если все согласны, предлагаю приступить к реализации немедленно, — сказал я, окидывая взглядом присутствующих и оценивая их решимость. — Время работает против нас. Чем дольше мы медлим, тем больше вероятность, что Валериан Суровцев что-то заподозрит или начнет свою игру.

Все поднялись с мест, готовые приступить к своим задачам. Голографическая проекция в центре стола медленно погасла, оставив после себя лишь легкое мерцание в воздухе. Я направился к выходу вместе с Хромцовой, чтобы обсудить технические детали предстоящей операции.

— Господин контр-адмирал, — неожиданно окликнул меня Иван, когда я уже был у двери. Его голос эхом отразился от стен аудиенц-зала. — Останьтесь на минуту, пожалуйста.

Я кивнул Агриппине Ивановне, чтобы она шла дальше, и вернулся к императору, который все еще стоял у стола. Таисия уже направилась к боковому выходу, видимо, чтобы начать подготовку к записи обращения.

— Слушаю вас, Ваше Величество, — сказал я, подходя ближе и слегка наклоняя голову.

Иван дождался, пока Таисия и Хромцова покинут аудиенц-зал, и только тогда заговорил, взглянув на меня снизу вверх. Сейчас, вблизи, без голографического освещения, он снова выглядел просто ребенком — очень умным, необычайно серьезным, но все же ребенком.

— Вы уверены, что план сработает, Александр Иванович? — спросил он, и в его голосе я услышал ту неуверенность, которую он так тщательно скрывал в присутствии остальных. В этот момент передо мной был просто обеспокоенный восьмилетний, а не монарх величайшей Империи в истории человечества.

Я мог бы солгать. Сказать, что уверен на все сто процентов. Заверить, что все пройдет гладко, без сучка и задоринки. Но за эти недели, проведенные вместе, я научился уважать его слишком сильно, чтобы врать.

— Нет, Ваше Величество, — честно ответил я, присаживаясь на край стола, чтобы быть ближе к его росту. — Это рискованный план с множеством неизвестных. Но я уверен, что он дает нам наилучшие шансы из всех возможных в данной ситуации.

Иван кивнул, принимая ответ. Его детские черты на мгновение исказила гримаса тревоги, которую он тут же попытался скрыть.

— Спасибо за честность, — сказал он, стискивая руки за спиной и переминаясь с ноги на ногу — редкий момент, когда мальчик-император позволял себе чисто детские жесты. — Вы знаете… Я боюсь. Не за себя. За Тасю, за вас, за всех, кто верен мне и идет за мной. Если мы проиграем…

— Если мы проиграем, Ваше Величество, — мягко перебил я его, опустившись на одно колено, чтобы наши глаза были на одном уровне, — то проиграем с честью. А это уже немало. Но я сделаю все возможное, чтобы мы победили.

Маленький император улыбнулся мне — светлой, почти детской улыбкой, которая так редко появлялась на его лице в последнее время.

— Я знаю, Александр Иванович. И я верю вам, — сказал он, слегка коснувшись моего плеча жестом, удивительно взрослым для ребенка. — Идите, вам нужно подготовиться.