Только не это!

В груди… Толкнуло? Ёкнуло? Стукнуло? Похожее на всё, это не подходило ни под одно из перечисленных понятий. Будто одиночный стук сердца на мгновение прошел через тело Винсента. Очень большого и мощного сердца, от стука которого меняется сама реальность. «Стук» Дара.

Это не обрадовало Винса. Неудивительно. Кто будет радоваться, что его органы живут собственной жизнью?

Боль ушла, сменившись облегчением. Бэн снова лечил, стирая само воспоминание о недавних пытках.

– Что это было, тварь? – Диана стояла прямо над Винсом и уже не в первый раз задавала этот вопрос. Предыдущие некромант пропустил из-за боли. – Что ты сделал?

Что сделал? Вот бы самому знать.

– Отвечай! Что это было? – стояла на своем рыжая ведьма.

– Это не я, – Винсент постарался вложить в эту фразу максимум убедительности.

А что ему еще оставалось? Сказать, что некая часть дара живет своей жизнью и порой выкидывает подобные фокусы? Сказать, что последствия этих фокусов предугадать невозможно? Сказать, что последствий вообще может и не быть?

Разумеется, нет.

– Ты мне все расскажешь, поборник Тьмы, – ведьма сверлила взглядом.

К лицу приблизился жар её рук.

– Ежики говнежики. Диана, я так не могу. Бэн, поможешь мне распрячь телегу?

– Нет, мистер Белл. Эта богинемерзкая тварь коварна. Может, он только что призвал воинство Тьмы. Мы должны оставаться вместе и разговорить его как можно скорее.

После этих слов пришла боль.

***

На изысканном берете Ульдина покачивалось страусинное перо. Ритм этого покачивания идеально совпадал с ритмом грузного шага старосты. Максимально возможно скорым ритмом, ибо Ульдин спешил.

Впереди него, удерживаемая твердой рукой, плыла масляная лампа. Староста не рисковал ходить по дорогам Лутрии в блеклом свете старого солнца. Мало ли, вдруг он упадет. Как потом самостоятельно подниматься?

Ночной свежести Ульдин не замечал. Мысли о возмездии грели не хуже собственного жира.

Уж он-то покажет этим магам, как чёркать в отчетах. Не захотели так, будет по-другому. Будут теперь платить за содержание своего пленника. Из личных карманов. Уж он-то позаботится об этом.

Некромант в деревне! Подобная новость даже пассивных нординов побудит к действию. Уж он-то постарается, чтобы побудила.

Ульдин хлопнул себя по кошелю с магусами на поясе. Ему нужна стихийная толпа, и он собирался немного приплатить медлительным нординам, чтобы те ее создали. В окупаемости затрат он не сомневался.

Хотят же маги проторчать здесь несколько дней. Он слышал, им это нужно. Так что… Если хотят остаться, им придется заплатить Ульдину за разгон толпы. Много заплатить.

Староста так и слышал звон монет в собственных пальцах.

Начать сбор он решил с Хеварда, главного охотника. Уж тот-то разбудит всех, если его правильно мотивировать… Потом можно заглянуть к Эмме, жене почившего бакалейщика. Она хоть и женщина, но успешно управляется с лавкой. Ну и по совместительству распределяет все сплетни между жителями деревни. Подобные личности всегда имеют вес в глазах людей определенного склада.

Внезапно Ульдин осознал, что слышит звуки, которые слышать не должен.

Уж точно не здесь и точно не ночью!

А всему виной благостные думы. Как известно, мысли о благе, тем более о личном благе, всегда легко растут и плодятся практически в любых умах. Причем так торопливо, что иные мысли часто оказываются скрыты под буйным ростом. Вот и сейчас восприятие окружения оказалось скрыто. До поры до времени.

Ульдин проходил мимо кладбища.

Кладбище, тем более маленькое, деревенское, всегда ассоциируется с покоем, размеренностью и тишиной. Оказалось, эта ассоциация бывает ложной. Это кладбище наполнял звук шаркающих ног.

Мистер Родерик редко бывал здесь. Его жена покоилась в Аланаске, где они некогда жили. А дети… О своих детях он не слышал уже очень давно. Они его совсем забыли. Но Ульдин все же бывал здесь и ни разу не видел на кладбище столько людей разом.

Тихие, молчаливые и какие-то суетные тени отчетливо выделялись в свете старого солнца. И занимались они непонятно чем. Одни шаркали ногами, бредя в сторону забора, другие этот забор скребли и толкали.

– Вы что здесь все забыли?! – возмутился Ульдин, пытаясь воскресить в памяти календарь нординских праздников.

Неужели он что-то упустил? Вроде самый ближайший – день почитания лесного великана Скогура. Но он будет в последний день срединной недели конца полета. Да и праздновали в лесу, а не на кладбище.

Забор возмущенно скрипнул под обилием скребущихся.

– Немедленно прекратите ломать забор! – крикнул Ульдин.

Кладбище находилось на вверенной ему территории, поэтому в меру своих сил он поддерживал там порядок. Организовывал добровольные помывки, когда следовало. Потретники устраивал. Ну и за забором следил.

К слову сказать, добровольные помывки превращались в отчетах в помывки оплачиваемые, а забор по тем же отчетам менялся полностью уже несколько раз. Подобные дела только поощрялись со стороны казначеев, ведь так парис Стэнфил показывал, что заботится о своих людях. Ну а кроме того, это позволяло формировать казначеям другие отчеты, уходившие агруменским казначеям. А агруменские казначеи делали отчеты для казначеев Архимагельтона. Надо заметить, что цифры в этих последующих отчетах далеко не всегда соответствовали цифрам в отчетах предыдущих.

А точнее, всегда им не соответствовали.

Забор скрипнул еще раз. Люди не пожелали услышать Ульдина.

Что-то смутно беспокоило старосту. Он замечал, что тени ведут себя не совсем как люди, но обрасти этим мыслям деталями не давал. Гнал их прочь сразу после появления. Так было спокойнее. Но очевидная мысль, как это часто бывает с очевидными мыслями, всегда найдет лазейку в обороне сознания. Вот и эта нашла.

Они все молчат.

Все. Молчат.

Невозможно! Толпа людей просто не может быть полностью молчаливой! Она обязана издавать шум! В ней неизбежно должны возникать едкие замечания, отстраненные разговоры или ехидные комментарии! Это закон!

Эти все делали молча. Молча, но крайне целеустремленно.

Холодные капельки пота скатились по спине Ульдина. Ему стало не по себе. Но в словосочетании «детские страхи» ключевое слово не «страхи» а «детские». Поэтому мистер Родерик прогнал подальше волну накатившей жути. С решительностью курицы, верящей, что на кухне жизнь только начинается.

Староста двинулся к самой плотной кучке неизвестных.

– Меня зовут Ульдин Роде-де-де-де…

Причиной заикания старосты стал целый комплекс одновременно произошедших вещей. Во-первых, упал забор, не выдержав напора. Во-вторых, со стороны теней повеяло запахом разложения. Ну и в-третьих, те самые тени завалились следом за забором, попав в радиус света лампы.

–…де-де-де-де-де… – разум Ульдина застыл от переизбытка невозможной информации.

Но лишь на мгновение.

– Богини создательницы! – выдохнул староста.

Кости. Он видел кости. И эти кости не лежали спокойно на земле и даже не