Мы и так были рядом с землёй, но спасибо местному рельефу. Одна из дорог проходит по расщелине, и это нас спасло.

— Ниже нельзя, командир. Блин, уши заложило, — кричал по внутренней связи Кеша.

Справа прошла очередь и что-то сильно громыхнуло. Похоже, задел один из балочных держателей.

— Взял на прицел, — услышал я Горина. — 101-й, он ушёл. Продолжай работу.

Похоже, что отбились. Надо продолжать подход к точке. Времени очень мало. Израильские танки уже на перекрёстке шоссе. Сейчас пойдёт пехота и начнётся штурм сопки, где находится группа на эвакуацию.

Только где сесть? На западном склоне нас расстреляет противник. На севере тоже идут бои, и у меня не получится облететь сопку. Поднимусь по спирали, и тогда точно накроют из ПЗРК. Концентрация войск в этом районе плотная. Наверняка и «Стингеры» есть в наличии.

— Командир, подход только с юга, — проговорил Кеша.

— Я понял, — спокойно ответил Кеше и отвернул влево.

Вираж нужен, чтобы набрать скорость. Иначе сделать нужный манёвр не получится.

— Выводим, — произнёс я, продолжая разгонять вертолёт.

Стрелка на приборе прошла отметку в 200 км/ч. Склон горы, на которую нужно запрыгнуть, крутой. Да и площадка на вершине маленькая.

— 101-й, там мало места. Повнимательнее, — подсказал мне Рафик, который атаковал со своим ведомым наступающих с севера.

Продолжаем разгон. Ещё совсем немного до точки начала манёвра.

Ми-8 после начала «горки» вынесет наверх. Скорость загасится и надо будет только не промазать с посадкой на площадку.

— Сядем «по-вороньи», почти без зависания.

Что и говорить, такие посадки на горные площадки я давно не делал. В этой жизни так ещё ни разу. Тут уже на одном колесе не зависнуть.

— Манёвр! Отстрел! — скомандовал я, взяв ручку управления на себя.

Меня даже немного прижало к креслу. Засверкали тепловые ловушки, а шкала на авиагоризонте поползла вверх. Промелькнула мысль, что пассажирам в грузовой кабине совсем не по себе.

Скорость быстро снижается. Нос ползёт вверх, как и сам вертолёт. Вот уже и вершина, которая вся погрузилась в оранжевый дым.

Толкаю ручку от себя, и начинаю снижаться. Место и очень мало. Винты разгоняют дым, а вертолёт не останавливается. Не успею загасить скорость и пролечу место для посадки.

— Здесь уклон, командир, — подсказывает Кеша, но я уже заметил, что ровно не сядешь.

Начинаю приземляться, а вертолёт не идёт на снижение. Опускаю рычаг шаг-газ, а Ми-8 никак не садится.

— Да-а-вай, — проговорил я, опуская рычаг почти до упора.

Секунды тянуться, а доклада о посадке всё нет. Чувствую, что нос вертолёта поднимается от порыва встречного ветра. И тут правое колесо во что-то упёрлось.

— Касание! — услышал я громкий голос Вазима.

Вертолёт встал с левым креном, но устойчиво. Сдвижная дверь открылась, и группа Сардара быстро выскочила на площадку.

Кеша высматривал тех, кого нужно было эвакуировать, но в поднявшейся пыли и остатках оранжевого дыма было сложно что-либо разглядеть.

— Надо быстрее, — говорил Петров, не находя кого-либо в дыму. — И Тося с ними убежала.

Вот отчаянная девчонка! Как будто без неё там не справятся.

Тут по вертолёту попала первая пуля. За ней вторая. Попаданий становилось всё больше и больше. И ведь никуда не улетишь, своих не бросишь. Да и прыгать на таком клочке земли, не так-то просто.

Спецназ начал отстреливаться, но тут же вершину начали обстреливать танки. Вертолёт и так шатается из стороны в сторону, а здесь ещё земля буквально ходит ходуном.

— Несут! — воскликнул Кеша.

Через 10 секунд перед носом вертолёта пронесли на брезентовых носилках тяжелораненого человека. Было видно, что он весь в крови. Следом под руки вели ещё троих. Рядом бежала Тося, удерживая кепку, которую сносило воздушным потоком.

Сдвижная дверь захлопнулась, и я начал отрывать вертолёт от земли.

— 3-й, взлетаю, — доложил я и тут же отвернул вертолёт вправо.

Ручку отклонил от себя и направил вертолёт вниз. Вазим не успел сесть на место и покатился на центральный пульт. Главное, чтобы не травмировался.

Тангаж уже на отметке в 25°. С такой высоты долго падать нельзя. Начинаю тянуть ручку управления на себя. Вертолёт не сразу слушается, но в полусотне метров от земли, выходит в горизонтальный полёт.

— 3-й, мы закончили, — сказал я в эфир, прижимаясь к земной поверхности.

Снова обстрел с земли. Очередной перекрёстный огонь из крупнокалиберных пулемётов и отдельные пуски ПЗРК. Видно, как небо расчерчивают спутные следы от ракет.

— Мимо ушла, — радостно сказал Кеша, когда одна из ракет взорвалась высоко над нами.

Слева показался «мышиный» нос Ми-28 моего однополчанина Володи Горина.

— 3-й пристроился слева, — доложил он.

— 4-й, справа на месте, — сказал в эфир и его ведомый Зелин.

Напряжение снизилось. Кажется, что только сейчас я смог сглотнуть и моргнуть.

— Кеша, управляй.

— Управление взял, — ответил Петров, и я отпустил ручку и убрал руку с рычага шаг-газ.

Я поднял светофильтр и вытер пот с лица. Комбинезон под разгрузкой промок насквозь.

Посмотрел на Вазима, чтобы поинтересоваться как он. Но наш бортовой техник опустил голову и читал молитву.

И тут из грузовой кабины показался непрошеный гость, а точнее гостья. Руки Тоси были в следах крови. Как и футболка, в которой она осталась, сняв куртку от формы.

Вазим оглянулся, и чуть было не подпрыгнул. Я снял шлем, чтобы послушать Антонину.

— Командир группы, которую эвакуировали, серьёзно ранен. Ему нужно срочно в Дамаск. Иначе не выживет, — громко сказала Тося мне на ухо.

Я кивнул и надел шлем. Как только Белецкая закрыла дверь, Вазим снова сел на место. В его глазах было недоумение, смешанное со страхом.

— Это что было, аль-каид? — спросил он, как только я подсоединил «фишку».

— Это доктор Белецкая. Она специалист и знает своё дело, — успокоил я Вазима и передал в эфир, что нам нужно менять курс.

Через Олега Печку передали информацию и отвернули в сторону столицы.

— 101-й, у меня есть ещё боекомплект, — доложил Рафик.

Малик и его ведомый прикрывали вертолёт Занина. Буферная зона почти закончилась. Основные бои теперь шли на окраинах Эль-Кунейтра. К чему такие вопросы мне было непонятно.

— Вас понял. Побереги, — ответил я, взяв управление у Кеши.

Группа продолжала менять курс, когда что-то пошло не так.

— Наблюдаю цель. Выхожу на боевой, — доложил Рафик.

Его