и покоился почерневший, ржавый топор с гнилой рукоятью. Моему восторгу не было предела – я сразу же поверил, что передо мной действительно находятся останки Альтейна, и верю в это до сих пор. Поскольку я был помощником кузнеца, со временем мне удалось восстановить оружие в первоначальном виде, и даже рукоять я собственноручно выточил на манер прежней. Сталь, не иначе, была зачарована, ведь простой кусок железа давно рассыпался бы в прах… Работать приходилось тайком и с риском для жизни, поскольку, сам понимаешь, людям владеть оружием запрещается, но в итоге все мои труды окупились сторицей. С тех пор топор служил мне верой и правдой, и отсек не один десяток вампирских голов.

– Вот это да, – пробормотал я, потрясенный невероятной историей. – Повезло, что хозяйские детишки не узнали, что ты владеешь этакой штуковиной.

– Они узнали, – мрачно произнес Фроки, любуясь своим отражением на полированном металле лезвия. – Но было слишком поздно. Однажды в полдень, пока все в усадьбе спали, я прокрался в их комнату и отсек головы обоим, а потом сбежал.

Повисла тишина, нарушаемая лишь скрипом уключин да плеском весел, разрывающих водную гладь. Фроки погрузился в воспоминания, которые, судя по всему, не приносили ему никакой радости. Я тоже молчал, размышляя над услышанным и словно бы видя своего могучего, вечно жизнерадостного друга под новым углом. Я не слишком верил в то, что погребальный курган принадлежал полулегендарному Альтейну, но не оставалось сомнений, что Фроки, однажды призвавший на помощь героев древности, в самом деле обрел одного – в самом себе. Как и в случае с Адель, печальная история его детства заканчивалась кровавой вспышкой насилия. Неужели же только подобные испытания и способны выковать поистине железный характер? Я чувствовал, что в глубине души Фроки является одним из добрейших людей, каких я только знал, и мог лишь с ужасом предполагать, какие страшные кары ночами насылает на него совесть в наказание за убийство двоих беспомощных детишек – пусть и вампирских. Я обвел взглядом остальных. Мне вдруг остро захотелось узнать, какие тайны скрывают неунывающий находчивый Клаус или холодный, вечно сосредоточенный Герцог, захотелось выслушать их истории, чтобы лучше постигнуть натуру людей, ради которых я без тени сомнения готов был рискнуть жизнью. Но времени уже не оставалось – мимо потянулись замызганные хибары портового района, сложенные из всякого мусора и погруженные в вечный сон, немногим отличный от оцепенения смерти. Речной круиз подходил к концу.

Глава 10. Быт и нравы крысиного города

Герцог указал на один из причалов, и гребцы подвели нашу посудину прямо к нему. Причал был ветхий, осклизлый, на поверхности почерневших досок жемчужно поблескивали кругляши рыбьей чешуи. Кое-где среди лачуг сновали истощенные бледные люди. Одни бессильно сидели на бунтах старых канатов, другие деловито суетились, спуская на воду утлые лодчонки, на вид еще более ненадежные, чем наша. Атмосфера поселения казалась нездоровой и не шла ни в какое сравнение с покоем и умиротворенностью тесных улочек Эйвена. Я знал, что свободные городские жители, не занятые на фабричном производстве, обязаны были регулярно сдавать кровь в качестве налога – но иногда выкачанные дозы оказывались настолько большими, что несчастные погибали. Впрочем, скудное питание и тяжкий труд все равно никому из них не позволяли надолго задержаться на этом свете.

Мы выгрузились на берег, и, пройдя вдоль ряда кособоких некрашеных домишек, стали подниматься по одной из бетонных лестниц, ведущих от смердящего тиной русла реки к серокаменным улицам Кроненбурга, плотно застроенным небоскребами. Герцог шагал первым, указывая дорогу. Примерно на середине подъема он спрыгнул на земляной откос и побрел вдоль него параллельно реке. Почва, почти не прикрытая снегом, была сухой и серой, усеянной кусками раскрошившегося бетона и кирпичной крошкой. Прямо над нами нависали отвесные стены многоэтажных зданий, чьи ступенчатые вершины терялись в высоте. Вскоре мы достигли огромной бетонной трубы, ведущей в подземелье. То был один из многочисленных канализационных стоков, через которые отходы смердящими ручейками сбегали прямо в реку. Недолго думая Герцог нырнул в зев трубы, как в чрево кита. Вонь, извергаемая из городских недр, буквально валила с ног, но именно туда лежал наш путь. В прошлый раз мы с Адель вошли через другую сточную трубу, но запах был точно таким же.

Тьма стремительно сгустилась вокруг нас, и Герцогу пришлось зажечь единственный фонарик, прихваченный у лодочника Отто. Несмотря на то, что дышать приходилось, приложив к носу грубую ткань рукава, я не мог мысленно не восхититься основательностью и мастерством, с которыми были возведены эти сводчатые подземные ходы и просторные чертоги с высокими куполообразными потолками. Массивные каменные плиты почти не имели зазоров, бочкообразные колонны выглядели надежно и с легкостью несли на себе весь циклопический вес раскинувшегося над нашими головами Кроненбурга. Есть ли на свете еще города, подобные ему? Есть ли небоскребы, способные соперничать высотой с его летящими ввысь готическими башнями, облепленными горгульями, как надоедливой мошкарой? А его титанические скульптуры, возвышающиеся чуть ли не на каждом перекрестке и замершие в тенях между выступающими контрфорсами – есть ли на свете изваяния более впечатляющие, внушающие больший трепет? Мне никогда не доводилось путешествовать по миру, и сейчас, пока мы в полумраке петляли по тесным коридорам, позеленевшим от канализационной слизи и зловонных миазмов разложения, мой разум уносился в далекие края – например, в Пекин, полулегендарную столицу цзянши, азиатских упырей, роскошь которой в своей порочной изысканности превосходила все богатства кайдарских дворцов. Пытался я также вообразить не менее далекие города людей на американском континенте. О них я знал еще меньше, чем о Пекине, и мог только гадать, насколько далеко продвинулись строительные технологии по ту сторону океана. Наверняка тамошние здания не могли соперничать ни высотой, ни надежностью с кайдарскими бетонными исполинами – но, быть может, это говорил во мне не до конца еще изжитый вампирский снобизм? И то правда, ведь картина мира не может кардинально перемениться за считанные дни…

Вскоре я начал узнавать места, через которые проходил во время первого своего визита в подземелье. Вонь здесь вроде как слегка ослабла – или просто мой нос окончательно смирился с ее существованием и перестал замечать.

Увы, когда мы достигли лаборатории Грефберга, нас ожидал крайне неприятный сюрприз – хотя лампа над входом горела как ни в чем не бывало, круглая входная дверь была выломана и страшно искорежена. Нутро у меня так и похолодело от дурных предчувствий. Приготовив оружие, мы проскользнули внутрь, и под подошвами наших башмаков