class="p1">— Меня этой ночью тоже обокрали, — заявил он.

— Час от часу не легче! — подосадовал оперуполномоченный Хорев. — Не успели одно преступление раскрыть, а тут еще... Где вы живете?

— Здесь, в соседней квартире. Временно, у сестры.

Пошли в квартиру Голубева. Шифоньер открыт, зимнее пальто, плащи разбросаны по полу, постель перевернута. В окне — ни одного целого стекла. Выбиты стекла и в двух окнах другой комнаты.

— Что украдено?

Голубев пожал плечами:

— Не знаю. Здесь вещи сестры.

Оперативный работник, следователь и участковый начали изучать обстановку на новом месте кражи. Сразу обратило на себя внимание то, что большинство осколков стекла вывалилось наружу. Это, во-первых. Во-вторых, какая необходимость преступнику высаживать стекла во всех рамах без исключения?

Подошли к подоконнику. На нем — цветок, стакан, зеркало, листы бумаги. По всему подоконнику — тонкий слой пыли. Приподняли цветок. На крашеной поверхности подоконника остался незапыленный кружок. Убрали стакан — то же самое.

Как же преступник влез и не потревожил ни один из предметов? Даже ни одной полоски на пыли не оставил.

Улучив минуту, участковый уполномоченный Тищенко шепнул следователю Малоземову:

— Геннадий Петрович, обрати внимание на указательный палец правой руки Голубева.

Малоземов попросил Голубева показать руки.

— Где это вы казанок ссадили?

— Вчера еще. Забор, вон, поднимал, ну и...

А тут и сестра Голубева подоспела. Проверили вещи. Все на месте.

— Кража у соседки, у Киселевой, — не ваших ли рук дело, Голубев?

Надо было видеть лицо Голубева в тот момент! И гнев, и возмущение, и обида...

— А нам кажется, что вы обокрали соседку, а потом инсценировали кражу в квартире сестры, чтобы следы замести. Даже махорку под свое окно натрусили. А вот со стеклами перестарались. Ну какой дурак, идя на кражу, будет колотить по стеклам всех трех окон?

Голубева задержали в качестве подозреваемого. Но и в кабинете следователя он продолжал упорствовать.

— Беззаконие! — шумел Голубев. — Вы ответите за это! Невинного человека...

А у «невинного» в это время взяли для анализа кровь (сравнить с той, что оставлена преступником на клеенке в комнате Киселевой), отпечатки пальцев (для идентификации с обнаруженными на осколках стекла), назначили трассологическую экспертизу.

Результаты экспертизы не заставили ждать. «Стекло разбито со стороны, противоположной той, где находится оконная замазка». И кровь той же группы оказалась.

Голубев перестал запираться.

— Чем вы били стекла?

— Бутылкой.

— Где вещи Киселевой?

— В мешке, в лесу. Поедемте, покажу.

Таков результат тесного взаимодействия эксперта, следователя и оперативного работника.

Шла война...

Николай Иванович выдернул стебель подсолнуха и, прищурившись, стал разглядывать корневище. Ругнулся:

— Опять проволочник, чтоб его...

Ступая по рыхлой податливой земле, подошел к кошевке и кинул на сиденье подернутый желтизной стебель — невзрачный, только начавший выбрасывать листья. Борода корневища брызнула по клеенчатой обивке.

Николай Иванович постучал сапогом о колесо, стряхивая пыль, и, большой, грузный, ввалился в кошеву. Дорога, когда-то узкая, всего в тележную колею, расползлась вширь, потеснив пашню. Возникли объезды и разъезды, пробитые в непогоду посуху. Теперь это широкое, в колдобинах и буграх, полотно обильно поросло подорожником, овсюгом, татарником.

Навстречу, поднимая холодную, низко стелющуюся пыль, проехала полуторка с бидонами, а через некоторое время повстречались и доярки. Они сидели гурьбой на телеге, полной свежескошенной травы. Пегой лошаденкой с никудышной гривой правила молодая, статная девушка. Николай Иванович сразу узнал — Аня Чепчугова, комсомольский секретарь колхоза. Он свернул в сторону, остановился.

Девушки, сверкнув коленками, скатились с воза. Натрусилась на землю трава. Аня захлестнула вожжи за оглоблю, подошла к Николаю Ивановичу.

— Здорово живешь, милиция! Чего редко показываешься?

— Два колхоза, Аннушка, шесть деревень... Не всюду поспеешь. Собрался вот, наконец. Худо у вас дела-то...

Николай Иванович протянул вырванный по дороге, источенный проволочником стебель подсолнечника, который засеян на силос.

— Да уж куда хуже. Семь литров на буренку и — рады. Глянь на коров наших. Их еще мясом обрастать надо, а потом уж за соски дергать.

С беспокойным чувством расстался Николай Иванович с доярками. Вернуться бы в колхоз. Может и, правда, не за свое дело взялся — жулье ловить.

Кошевка поиграла клавишами бревенчатого моста, круто взяла в сторону. Вислозадая кобыла надсадно потянула в гору и остановилась у правления колхоза.

Из открытого окна второго этажа доносился гул. Придерживая створку, на подоконнике сидел председатель. Завидев Николая Ивановича, он басовито крикнул:

— Здравствуй, Никола!

Тот козырнул, привязал лошадь к обгрызанному бревну коновязи, поднялся в правление.

— Чего, Акимыч, на правление не приглашаешь?

— А чего тут милиции делать? Не твои функции.

— Функции... У Советской власти все дела — ее функции...

— Ну, коли так, садись. Вот так вот все. Поразбегаются из колхоза, а потом — функции...

Николай Иванович промолчал. Черт его знает, и этот о том же. И зачем тогда согласился? Был бригадиром и неплохим вроде и вдруг — участковый уполномоченный.

Заседание правления затянулось. Говорили о пастбищном содержании скота, потом перекинулись и на другие дела хозяйства.

Расходились затемно. Николай Иванович остановился на крыльце, глубоко затянулся махорочным дымом и твердо решил: «Хватит, походил с наганом на боку. Завтра же подаю рапорт по начальству — и обратно в колхоз».

Но завтра Николаю Ивановичу пришлось думать совсем о другом рапорте. Нахлестывая свою послушную кобылу, он мчался в райцентр, в военкомат. Началась война...

Его пыл мгновенно охладили.

— Надо будет — призовем, а сейчас занимайтесь своим делом. Работы тут тоже хватит.

Нелегко было Николаю Ивановичу. А тут еще узнал, что ушли добровольцами на фронт знакомые милиционеры Бетев, Соколов, Семакин, Говорухин, Кучумов. Из первого отделения милиции Свердловска, после бурных разговоров с начальством и в райкоме партии, уехал воевать Сидор Путилов. Николай Иванович знал его еще трактористом. Сидор служил в кадровой, и в этом его преимущество. Но ведь и он, Николай Флегонтов, не какой-то салажонок. В милиции прошел солидный курс военной подготовки.

Была не была! И при первой возможности Николай Иванович отправился в Свердловск — в отдел кадров областного управления. Начальник отдела выслушал его и устало произнес:

— Никуда мы тебя не отпустим. Из города вон около двадцати процентов наших призывается. Где мы людей возьмем, кем заменим? — майор помолчал немного, что-то соображая, затем решительно сказал: — Вот что, дорогой, хватит в участковых ходить. Пойдешь в уголовный розыск. С начальником Белоярского все