оперативной обстановке в том или ином районе, руководство милиции умело маневрировало имеющимися силами, в наиболее неблагополучные места направляло стойких, политически развитых работников. При каждом горотделе милиции формировались подвижные резервы.

Злобно сопротивлялись новому богатеи села Благовещенского, Туринского района, а когда решили их выселить, они, вооружившись, скрылись в лесу. Участковый милиционер Свяжин узнал, где скрывается кулацкая банда, состоящая из 7 человек, и привлек для ее поисков коммунистов местной ячейки ВКП(б). Четыре коммуниста во главе со Свяжиным окружили бандитов. Те стали отстреливаться, но Свяжин, опередивший своих товарищей, наповал уложил из нагана главаря банды, двоих ранили члены ячейки. Тогда бандиты прекратили сопротивление и сдались.

Наступление на кулачество и нэпманов шло по всему фронту. Заботясь о том, чтобы в этой борьбе не пострадали невинные, административный отдел Уральского облисполкома предупреждает органы милиции:

«Налагать адмвзыскания в максимально законных размерах на нэпманов и кулаков и критически относиться к наложению взысканий по отношению середняков и в особенности бедняков, батраков и рабочих. Практиковать применение к рабочим, батракам и беднякам общественное воздействие: выговор, предупреждения, внушения. Ни в коем случае не допускать замены принудработ денежным штрафом».

Портфель, Найдень и пыль на подоконнике

В феврале 1925 года начальником Свердловского окружного уголовного розыска был назначен Луппа Ксенофонтович Скорняков, а его заместителем Георгий Васильевич Горохов.

Свердловский угрозыск делился на три специализированные части. Одна из них занималась розыскной работой, другая — непосредственным изъятием преступных элементов, третья носила название регистрационно-дактилоскопического бюро, в которое входили дактилоскоп, фотограф, заведующий столом привода, заведующий камерой хранения вещественных доказательств, два делопроизводителя и секретарь.

Стоит напомнить, что это был разгар нэпа, и немало частнокапиталистических элементов появилось и в Свердловске — центре обширнейшей Уральской области. Как поганки после дождя, открылись кафе, рестораны, казино, с интригующими французскими названиями, частные мастерские, товарищества «Отец и Сын» и тому подобные предприятия старорежимного образца. Это обстоятельство, плюс послевоенная разруха явились катализатором роста преступности. Усложнялись и преступления. Возродились корпорации карманников, портфелистов, домушников, тряпичников и всякого другого сброда. Чтобы раскрыть некоторые сложные преступления, настоятельно требовалась помощь науки.

В 1924 году попробовать свои силы на работе в регистрационно-дактилоскопическом бюро предложили Михаилу Михайловичу Любавскому. Молодой, энергичный, крепкого здоровья, а главное, достаточно грамотный человек, он наиболее соответствовал должности заведующего этого отдела. Тем более к тому времени Любавский уже прошел основательный курс дактилоскопии у Александра Васильевича Крысина, который руководил той же отраслью в областном аппарате уголовного розыска и являлся основателем внедрения в практику работы милиции научных методов расследования преступлений на Урале.

Любавского радушно встретили и Л. К. Скорняков, и Г. В. Горохов, помогли ему приобрести все необходимое. Любавский получил фотоаппарат 13X18 см с объективом «Аплапат» и тремя двойными кассетами, фотореактивы, пластинки, бумагу, дактилоскопический прибор и порошки для выявления следов пальцев рук. Ну, а когда через год бюро получило фотоаппарат системы «Бертильон» с двумя объективами, то радости криминалиста не было конца.

Обстановка требовала расширить рамки применения научно-технических методов расследования преступлений, инспектора же, субинспектора и агенты УГРО не имели малейшего понятия о всех этих премудростях. Любавский предложил организовать учебу сотрудников. Личный состав стал регулярно раз в неделю собираться на четыре часа.

Получаемые знания закреплялись практикой, недостатка которой в годы нэпа не было. На места происшествий постоянно выезжал М. Любавский с фотографом и там помогал найти и зафиксировать следы преступников, грамотно составить протокол осмотра места происшествия.

Кто не видел кинофильма «Путевка в жизнь»! Помните карманника Мустафу, который на вокзале с исключительной ловкостью вырезал у нэпманши клок из ее драгоценной шубы? Эпизод этот — не для занимательности сюжета. В то время было немало крупных воров, которые совершали кражи из сумок, портфелей, карманов путем разреза. Распространенность этого вида преступления породила преступников несколько иной категории. Они похищали государственные деньги... из собственных сумок и портфелей. В доказательство своей невиновности предъявляли эти предметы в «оперированном» виде.

В Свердловске инкассатор Комуралбумтреста Маштаков заявил своему начальству, что в банке, в момент, когда он заполнял документы на сдачу 30 тысяч рублей, у него разрезали портфель, а деньги похитили.

Началось следствие. Портфель направили на экспертизу Михаилу Любавскому.

Разрез на портфеле Маштакова был сделан явно неумелой рукой. Разрез производился в три приема и, похоже, с большим усилием не очень острым предметом. Если бы вор поступил таким образом, то даже самый рассеянный человек услышал бы его «работу». А ведь у Маштакова портфель был зажат под мышкой.

Так появилось первое сомнение в честности Маштакова. Затем был проведен следственный эксперимент. В разрезанный портфель уложили пачки денег в том порядке, в каком они были уложены Маштаковым. Оказалось, что через прорезь извлечь их очень трудно.

В-третьих, при обыске на квартире Маштакова нашли изрезанный журнал. На нем тренировался Маштаков перед тем, как подступить с ножом к портфелю.

Виновность симулянта кражи была доказана.

В тот период областное управление рабоче-крестьянской милиции приступило к организации криминалистического учебно-показательного музея. В его задачу входило изучение техники и тактики раскрытия преступлений силами и средствами оперативно-розыскных органов. Для экспонатов в музей высылали из районных и городских управлений милиции орудия взлома замков, стен, дверей, потолков, пола, несгораемых шкафов, универсальные отмычки, приспособления для краж багажа, вырезания карманов, орудия убийства, приборы для подделки печатей, штампов, пломб, аппараты для варки спирта, фотоснимки с мест преступлений, предметы, характеризующие быт, нравы и обычаи преступного элемента, образцы татуировок и другое, что представляет интерес для изучения характера деятельности преступников.

Одно время в научно-техническом отделе работала экспертом-химиком Белла Абрамовна Дижур, ныне известная уральская писательница. Графической экспертизой занималась ее сверстница двадцатилетняя Антонина Овчинникова, фотографией — Павел Анциферов. Четвертым был начальник отдела Александр Александрович Крысин. Он был старше своих сотрудников несколькими годами, и умением работать, общаться с людьми добился непререкаемого авторитета. Его спокойствие, уверенность, глубокие познания в криминалистике заставляли людей относиться к нему почтительно. Незаурядной внешности, стройный, подтянутый, Александр Александрович каждое утро входил в лабораторию Беллы Абрамовны и, неизменно улыбаясь, спрашивал:

— Что нового?

Молодой химик удивленно смотрела, как этот элегантный человек безупречно чистыми тонкими пальцами перебирал потрепанные обноски преступников, остатки пищи, окурки — все то, что называется вещественными доказательствами.

— Химик не имеет права быть брезгливым, — говорил Крысин.

Вот как вспоминает те годы сама Белла Абрамовна:

«Ему, Александру Александровичу Крысину, я многим обязана. Это он помог моему сердцу ожесточиться против обманщиков, жуликов, против всего порочного, что еще ютится по темным закоулкам жизни. Страстно желая перенять его отношение к делу, я научилась подавлять в себе