мирных путников. Едва отъехали они несколько сот шагов, как заметили приближавшихся к ним навстречу всадников. Обе стороны остановились, чтобы обознаться, и дружина Гонтрана Бозе изготовилась к отпору, потому что встречные были неприятели[238]. Ими предводил некто Драколен, весьма деятельный наездник короля Хильперика, только что возвратившийся из бренского дворца, куда он отвел Дагарикова сына и других пленников со связанными за спиной руками. Гонтран чувствовал, что надо сразиться; но, прежде нежели схватился врукопашную, попробовал вступить в переговоры. Он выслал к Драколену одного из своих друзей и наказал ему следующее: «Ступай и скажи ему от моего имени так: “Ты знаешь, что прежде мы были в союзе, и потому прошу тебя дать мне свободный пропуск; возьми что хочешь из моих пожитков, все отдам тебе, сам гол останусь, лишь бы пройти мне с дочерьми моими туда, куда желаю”»[239].

Услышав эти слова, Драколен, считавший себя сильнейшим, расхохотался и, показывая пучок веревок, висевший на луке его седла, сказал посланному: «Вот веревка, которой связав других злодеев, я отвел к королю; она и для него мне послужит»[240]. Вслед за тем, пришпорив коня, он поскакал на Гонтрана Бозе и ударил его копьем; но удар был дурно направлен, и острие копья, отскочив от древка, упало на землю. Гонтран воспользовался решительным мгновением и, ударив Драколена в лицо, покачнул его в седле; другой сбросил его на землю и покончил ударом копья в бока. Нейстрийцы, видя смерть своего вождя, обратились вспять, и Гонтран Бозе двинулся далее, тщательно обобрав труп своего неприятеля[241].

После этого приключения Гонтран спокойно продолжал путь свой в Австразию. По прибытии в Мец он снова начал вести барскую жизнь знатного франка, в своей дикой независимости и бесчинстве не представлявшую ни важного достоинства римского патриция, ни рыцарских качеств феодальных дворов. В продолжение трех лет история мало о нем упоминает; после того он вдруг является в Константинополе, куда, кажется, завлечен был своим беспокойным и неусидчивым характером. Он возвратился из этого дальнего странствия только для участия в великой борьбе того века, взволновавшей всю Галлию, борьбе, в которой соперничество австразийских франков и западных их братий заключило союз с народной ненавистью полуденных галлов для разрушения двух королевств, где столицами были Суассон и Шалон-на-Соне.

Прорисовка рельефа с изображением конного воина в чешуйчатой броне и с ножом-саксом на поясе, VIII в.

Рассказ четвертый

История Претекстата, епископа Руанского (577–586)

В то время, когда сын короля Хильперика, изгнанный из владений своего отца и королевства своей супруги, скитался по дебрям и лесам Шампани, в целой Нейстрии нашелся только один человек, имевший смелость громко называть себя его другом. То был руанский епископ Претекстат, который, с того дня как принял от купели юного принца, привязался к нему той преданной, безусловной, необдуманной любовью, к какой, кажется, способны только мать или кормилица. Увлечение слепого сочувствия, заставившее его, вопреки церковным уставам, благоприятствовать любви Меровига ко вдове дяди, только усилилось несчастьями, которые были следствием этой безрассудной страсти, по всей вероятности, усердию Претекстата обязан был муж Брунгильды теми денежными пособиями, с помощью которых успел уйти из базилики Св. Мартина Турского и достигнуть пределов Австразии.

Железный шлем, покрытый медью. Найден на месте битвы при Везеронсе 524 г.

Узнав о неудаче того побега, епископ не упал духом, напротив, он удвоил усилия для снискания друзей и убежища беглецу, которому был духовным отцом и которого гнал родной отец. Он не старался скрывать ни своих чувств, ни поступков, считая их своей обязанностью. Ни одного сколько-нибудь значительного человека из франков, проживавших в его епархии и приходивших посещать его, не отпускал он от себя, долго не поговорив с ним о несчастьях Меровига, не упрашивая настоятельно об оказании участия и помощи своему крестнику, своему милому сыну, как он сам выражался. Слова эти были вроде припева, который, в простоте своего сердца, он повторял беспрестанно и прибавлял ко всем речам своим. Если случалось ему принимать дары от какого-нибудь сильного и богатого мужа, то он спешил отдарить его вдвое, заставляя дать обещание помогать Меровигу и быть ему верным в его бедствии[242].

Руанский епископ не соблюдал умеренности в словах и неосторожно доверялся всякого рода людям, так что король Хильперик, по общим ли слухам, или чрез услужливых приятелей, не замедлил проведать все и получить лживые, или по крайней мере преувеличенные, доносы. Претекстата обвиняли в раздаче подарков народу, для возбуждения его к измене и в замышлении заговора против королевской особы и власти. При этом известии Хильперик ощутил в себе ту злобу с примесью боязни, в продолжение которой, не зная, на что решиться, обыкновенно подчинялся советам и влиянию Фредегонды. С того времени как ему удалось разлучить Меровига с Брунгильдой, он почти уже простил епископу Претекстату их венчание; но Фредегонда, менее забывчивая, чем он, и не столь ограниченная в своих корыстных видах, воспылала к епископу той глубокой ненавистью, которая угасала в ней только с жизнью того, кто имел несчастье навлечь на себя вражду королевы. И так воспользовавшись случаем, она уговорила короля призвать Претекстата на суд епископов, как виновного по римскому закону в оскорблении величества, и если не удастся уличить его в других преступлениях, то истребовать по крайней мере наказание за нарушение церковных уставов[243].

Претекстат был схвачен в своем доме и отведен в королевское местопребывание для снятия там с него допроса о преступлениях, которые на него возводили, и о сношениях его с Брунгильдой с того времени, когда она уехала из Руана обратно в Австразию. Из ответов епископа узнали, что он не вполне возвратил этой королеве драгоценности, которые она вверила ему перед отъездом, что у него остались еще две связки с тканями и дорогими каменьями ценой до трех тысяч золотых солидов и кроме того мешок с золотой монетой, счетом до двух тысяч[244]. Обрадованный таким открытием более, нежели всяким другим известием, Хильперик поспешил схватить эти залоги и описать их в свою пользу, после того он удалил Претекстата от епархии и держал под строгим присмотром до собора епископов, которые должны были съехаться судить его[245].

Пригласительные повестки, разосланные ко всем епископам Хильперикова королевства, сзывали их в Париж в последних числах весны 577 года. Со смертью Сигеберта нейстрийский король считал тот город своей собственностью и на клятвенное обещание не вступать в него не обращал никакого