боялся — по его собственным словам… Но, когда в мрачном лесу раздаются последние слова Флинта (на самом деле выкрикиваемые Беном Ганном), бледнеет и он.

Фигура Флинта принимает мистические, адские черты и неразрывно сливается с образом острова. Именно мертвый пират играет роль островного «отца», но, в отличие от Немо, это «антиотец», воплощение зла. В мрачной, готической атмосфере романа Флинт и его остров прекрасно дополняют друг друга. В Средние века среди мореплавателей ходили легенды о неких «островах сатаны». Возможно, именно этими преданиями вдохновлялся Стивенсон, хотя реальный прототип его острова — Хувентуд, неподалеку от Кубы.

«Не знаю, что на меня повлияло — качка ли или эти серые, печальные леса, эти дикие, голые камни, этот грохот прибоя, бьющего в крутые берега, — но, хотя солнце сияло горячо и ярко, хотя морские птицы кишели вокруг и с криками ловили в море рыбу, хотя всякий, естественно, был бы рад, увидев землю после такого долгого пребывания в открытом море, тоска охватила мое сердце. И с первого взгляда я возненавидел Остров Сокровищ», — рассказывает Хокинс.

И в дальнейшем это чувство лишь усугубляется, что подчеркивается описаниями:

«Смола пузырями выступила в пазах. Кругом в воздухе стояло такое зловоние от болотных испарений, что меня чуть не стошнило. В этом отвратительном проливе пахло лихорадкой и дизентерией».

Одно из важных правил робинзонады — «остров — это не только остров». Почти всегда это еще и символическое судно, несущее героев по волнам жизни. И если Остров Отчаяния ассоциируется с «китом» Ионы, а Остров Линкольна — с призрачным «Наутилусом», то Остров Сокровищ — со страшным пиратским кораблем. Скорее всего, «Моржом» Флинта, который был «насквозь пропитан кровью, а золота на нем было столько, что он чуть не пошел ко дну».

«Вот та гора, на севере, зовется Фок-мачтой. С севера на юг тут три горы: Фок-мачта, Грот-мачта и Бизань-мачта, сэр. Но Грот-мачту — ту высокую гору, которая покрыта туманом, — чаще называют Подзорной Трубой», — описывает остров Сильвер.

А вместо компаса на этом корабле — скелет убитого Флинтом моряка…

Другой важный образ романа — океанские воды, зыбкие, неверные и опасные, предательские, как улыбка доброго приятеля, прячущего за спиной нож. С другой стороны, вода — символ кладбища или потустороннего мира:

«Они лежали рядом. Вода, двигаясь, покачивала их. О’Брайен, несмотря на свою молодость, был совершенно плешив. Он лежал, положив плешивую голову на колени своего убийцы. Быстрые рыбки проносились над ними обоими».

«Все семьдесят пять не вернулись домой… Они потонули в пучине морской», — поют пираты, сами «бесчувственные, как море, по которому они плавают».

Все эти образы создают гнетущий саспенс, тревожное ощущение надвигающейся беды. Возможно, конца света. Недаром «черная метка», которую вручили Сильверу члены его шайки, кощунственно вырезана одним из них из Библии. «Псы и убийцы», — можно было прочитать на ее обороте. Это слова из стиха 22:15 самой страшной книги Писания — Апокалипсиса:

«А вне — псы и чародеи, и любодеи, и убийцы, и идолослужители, и всякий любящий и делающий неправду».

Грех и преступления губят людей на этом острове, и чтобы спастись, надо преодолеть его в самом себе. Хокинсу кажется, что он смог сделать это: в конце он зарекается возвращаться на «мрачный, залитый кровью Остров Сокровищ», хоть там еще и скрыта часть богатств. Но не обернутся ли потом для него бедой те деньги, которые он все-таки добыл в том проклятом месте?.. Автор не дает на это ответа. Сам Стивенсон преодолел неверие и в конце своего пути, живя на полинезийском острове Уполу, не расставался с Библией.

Поклонение Зверю

Тема «острова сатаны» была подхвачена писателями позже, когда место религии в западной культуре стал занимать психоанализ. Почти одновременно с первыми работами Фрейда появился мрачный фантастический роман Герберта Уэллса «Остров доктора Моро». Отвергнутый людьми вивисектор поселяется на необитаемом острове в Тихом океане (уж не литературная ли шпилька в адрес «оптимиста» Жюля Верна?..) и пытается при помощи хирургии создать людей из животных. Попытка с негодными средствами: вскоре зверолюди возвращаются к исходному состоянию, убивая своего творца.

Очевидна связь этого произведения с «Франкенштейном» Мэри Шэлли, а впоследствии оно явно повлияло на «Собачье сердце» Михаила Булгакова. Но рифмуется оно и с фрейдизмом. По крайней мере, на уровне общего для обоих интеллектуальных явлений тогдашнего культурного дискурса: зло — это не сатана извне, а «зверь» в человеческом подсознании.

Несколько раньше иным путем пошел американский писатель Герман Мелвилл в эпохальном романе 1851 года «Моби Дик». Наполненный библейскими аллюзиями, он, однако, более созвучен гностицизму. Одноногий капитан, названный по имени израильского царя — отступника от Бога, пожираемый жаждой не столько мести, сколько познания тайны мироздания, гоняется за инфернальным морским зверем. Белый кит — это то же чудовище Ионы, Левиафан. Хотя тут он, скорее, не воплощение сатаны, как в христианской традиции, а гностическое божество Абраксас, олицетворяющее непостижимость вселенной. Но Моби Дик в романе — это еще и символический остров, которым живет и на котором гибнет душа капитана Ахава, своеобразного «антиробинзона».

Вообще, от образа врага рода человеческого отойти сложно, даже опираясь на передовое учение Фрейда. Кстати, и сам отец психоанализа не мог пройти мимо столь многозначного образа, как остров:

«Мой мир — это маленький островок боли, плавающий в океане равнодушия», — писал он.

Пожалуй, это высказывание можно поставить эпиграфом к роману англичанина Уильяма Голдинга «Повелитель мух», для которого «Остров доктора Моро» был непосредственным литературным предшественником.

Вот этот страшный, местами отталкивающий и, в общем, довольно мизантропический роман, формально — чистая робинзонада, да еще и с героями-подростками. Собственно, Голдинг и задумал его как саркастическую реплику на оптимистическую робинзонаду Роберта Баллантайна «Коралловый остров», главные герои которой тоже дети. Но, в отличие от них, группа юных англичан, после авиакатастрофы попадающих на необитаемый остров, проявляет не лучшие человеческие качества, а совсем наоборот.

Люди на острове Голдинга не повторяют путь развития человека от дикости до цивилизации — напротив, стремительно регрессируют, впадая в первобытную дикость. Вскоре там возникает два племени подростков, ведущих войну с настоящими убийствами. Одно из племен поклоняется некому Зверю (или Змею) якобы живущему на острове. Олицетворяет его насаженная на кол кабанья голова, вокруг которой вьется туча мух. Образ более чем прозрачен — на иврите Повелитель мух звучит как бааль звув, то есть, Вельзевул…

В конце оставшихся в живых ребят спасают взрослые, и главный герой рыдает «над прежней невинностью, над тем, как темна человеческая душа». Но ложен и этот катарсис — в мире идет ядерная