— Картины хлынули сразу, будто кто-то убрал плотину, отгораживающую меня от них. Перед глазами шла как бы кинолента, где каждый кадр — законченная вещь. Я писал жадно, ненасытно, взахлеб, но то, что успел — капля в море, сотая часть того, что видел.

Но он страдал — я знаю. И ревновал жену, и по дочке скучал смертельно. Ее портрет всегда висел в его комнате в золотистой раме — как самое удачное произведение художника.

После развода переехал в Красноярск, где открывалось гораздо больше возможностей.

— Я зацепился за этот город, себя в нем нашел. Тут произошло второе мое рождение.

Нашлись люди, разглядевшие его дар и, что более важно, имевшие возможность его продвигать. Он органично вписался в довольно узкий круг тамошней богемы — художники, актеры, писатели, барды, журналисты. Конечно, это была неформальная страта творческой элиты — официально живописцем он не считался. Но пошли выставки — сначала коллективные, потом персональные, даже в Москве. Публикации, поклонники и поклонницы, известность — пока на региональном уровне. А потом в голове проросла опухоль…

Извне

Художник и болезнь — тема глубокая и страшная, не хочется тут много рассуждать об этом. Я не знаю, какими художниками были бы Ван Гог или Врубель без своей душевной болезни. Или Стеблин — без своей опухоли, которая до поры до времени пряталась в голове… Все равно писали бы прекрасные картины, и этого достаточно. Но в этом мире физическое и духовное неразделимы. И кто знает, какие «астральные каналы» открывает повреждение мозга…

— Влияние высших сил я почувствовал рано, — говорил Сергей. — Вернее сказать, чувствовал всегда.

Мистика сопровождала его еще до рождения. Он рассказывал про чудесное спасение его дедушки и бабушки, которые во время оккупации Украины ждали в сарае расстрела. Их спас некто в форме советского офицера — в битком набитом немцами селе… Просто открыл двери сарая и приказал уходить. Потом спаситель исчез неизвестно куда.

Сибирь — тоже волшебное место, сильно повлиявшее на его творчество (кто знает грандиозность тамошней природы, легко ощутит ее в стеблинских работах). Говорил, что в юности «по глупости» оскорбил в Иркутске бурятское божество Бурхана и тот его наказал — Сергей разбился на мотоцикле и всю жизнь мучился с больным коленом. В конце 80-х — начале 90-х страну накрыло плотное одеяло мистицизма, и Стеблин не был исключением. Вступил в уфологическое общество (сокрушался, что, несмотря на это, никогда сам не видел НЛО), полагал, что картины приходят к нему через те самые астральные каналы.

Сначала его творчество действительно больше было «психографией» — когда человек творит автоматически, словно бы получая подсказку из неких потусторонних областей. Подсознательная, эзотерическая живопись.

— Я иногда чувствую себя, будто со стороны, совершенно непричастным к своим картинам — они возникают в мозгу, я переношу их в реальность, и они становятся частичкой мироздания. А я — лишь передатчик…

Но между картинами сотен других «психографов» и стеблинскими разница глубочайшая и очевидная. Как между произведениями бездарей и гения. Однако феномен, без сомнения, существует и имеет отношение к духовному миру. Духовная насыщенность его картин ощущается почти физически. Его работы словно бы форматируют зрителя, сами внушая, как ему их воспринимать. Моя пятилетняя дочка, впервые увидев одну стеблинскую картину — как и все, загадочную и полуабстрактную, радостно закричала: «Двери!» А картина так и называется, только изображает двери в мир иной… В древнеиндийском искусстве это называлось «раса» — невидимая аура вокруг произведения искусства, воздействующая на человека.

«Мы — дети, смотрящие во вселенную Стеблина через окошки величиной с картинную раму, а он Сталкер, проводящий экскурсию перед началом пути», — определила это чувство журналистка Елена Киселева.

Были и более явственные проявления некой силы: в залах с его картинами постоянно сам собой отключался свет, отказывали диктофоны журналистов, непонятно от чего включалась сигнализация. Но Сергей еще в пору нашего знакомства стал отходить от оккультизма. Вспоминая о нескольких случаях своего контакта с «космическими сущностями», говорил: «Это бесы». Постепенно оставил и свою «психографию», стал ясно понимать, что он делает в живописи и как это надо делать. Клал мазки туда, куда нужно, без «подсказок извне». И писал уже не с такой бешеной скоростью — раньше ему, чтобы закончить полотно, иногда хватало несколько часов. Но теперь трудился без лихорадочной спешки, вдумчиво, днями и неделями.

— Образы не пропали, но стали появляться с такой скоростью, которая необходима, — говорил он. — Заканчиваю, приходит следующая картинка. Словно кто-то понял, что я не успеваю фиксировать, и замедлил скорость.

Он опасался, что так угасает талант. Но он просто созрел. Поздние работы Стеблина ярче, они тщательно выписаны, с композицией более свободной и выверенной, чем в ранних. Приходил профессионализм.

Но откуда бы Сергей ни брал свои картины, зла в них нет.

«Если ночью небо черное, это совсем не значит, что оно не доброе… Настоящий художник — человек добрый», — говаривал он.

Настоящий, да. И тот, кто реализовал себя как художник. В Абакане он занимался в кружке карате, и туда же ходил Сергей Тороп, ныне известный как Виссарион, объявивший себя Богом глава тоталитарной секты «Последний завет». Иной раз будущему «богу» сильно доставалось на тренировках от будущего художника. Тороп тоже балуется живописью — помимо основной деятельности.

— Как ему удается: идет и зовет людей в свою веру. И ведь за ним идут… — удивлялся Стеблин.

— Это потому, что он плохой художник. Тебе не надо обращать людей, они видят твои картины, — отвечал я ему.

Именно в этом вся разница: через проповеди Виссариона с людьми говорит сатана, а через картины Стеблина — и всех истинных художников — Бог. Потому что такой талант — только от Бога.

— Бог ведет меня — помогает и наказывает, причем так, чтобы я знал, за что. И я заметил, что начинаю жить по Заповедям Божьим, хотя пока не на все сто процентов. В Бога же верю абсолютно, — говорил Стеблин.

Черный паук — Арлекин,

Цветом убога палитра,

Буду, как прежде, один.

Что мне осталось?

Молитва.

Путь воина

Карате, кстати, тоже имеет отношение к этой теме. Не знаю, какого уровня мастерства достиг в нем Стеблин, но в драке он был хорош. Вообще, он представлял из себя почти вымерший тип художника-воина. Хоть и говорил, что ударить человека ему трудно — как-то преодолевал. В Красноярске он жил в «гостинке», которая была ему и домом, и мастерской. На запад от Урала мало кто знает, что такое