В дверях остановился, почесал в затылке:

- Все-таки я их зря женщинами назвал, не по-людски может выйти.

Шурин остался один.

Заходит первая женщина, ранее мужской детина под два метра ростом, в ушанке, да с топором. Держит топор в руке.

Шурин обмер.

Но женское сердце мирное, отходчивое. Ищет тепла и ласки.

- Где тут мне сапоги? - басит. В структуре поиска тепла.

Локон и Талисман

Это памятные, но разные вещи.

Они по-разному сказываются на человеке и проявляются по-разному, хотя и то, и другое бывает дорого сердцу

Помню, была у меня памятная вещь: кончик кошачьего хвоста. Самый-самый кончик; коту Кузе прищемили его дверью, содрали клок шерсти и маленький кусочек кожи, только и всего. Кот, понятно, не считал это мелочью, и так орал, что чертям у соседей было тошно.

Этот клочок я решил сохранить на память по причине преждевременной отроческой сентиментальности: кот ведь когда-нибудь сдохнет! А клочок останется. Я положил Память в кошелечек, защелкнул и спрятал в письменный стол.

Прошло немало лет, и кот, оказавшийся долгожителем, все-таки сдох. Тогда я горестно достал кошелечек и расстегнул. Что же я увидел? Локон трансформировался в огромного, оранжевого червя с черными полосками, который так и рванулся ко мне дыбом из клочка шерсти.

Так подводит Память.

Зато талисман не подводит. Свой Талисман я изготовил собственноручно в седьмом классе. Нас тогда заранее обучали токарному станку, ибо думали, что все там будем. И всем поручили выточить деталь: болваночку в палец размером и с нарезным штырьком.

На этой болваночке я сломал три фрезы, и мне запретили вытачивать ее дальше. Вообще, трудовик недолюбливал меня за неуместную веселость и нелюбовь к пролетарскому существованию. А мой приятель, видя это, хихихкал и бросал в недра хитрого станка косточки от персиков.

Моим изделием любовались все. Никто не сумел выточить вещь более ужасную. Она внушала недоумение. За такие детали направляют к врачу. Но я постоянно носил ее при себе в кармане школьного пиджака, считая талисманом. И ей передалась часть моих качеств, а может быть - часть ее свойств передалась мне. Вернее последнее. Я хорошо учился по всем предметам, которые не предполагали в будущем вытачивания болванок. А она этих предметов не знала - ни Пушкина, ни How do you do. И я никак не мог передать это талисману. Зато он своим уродством передал мне стойкое отвращение ко всем точным наукам, где впоследствии, на каком-нибудь производстве, меня вполне могли заставить точить болванку. Болванка ревновала. Она хотела быть единственной. И я ни хрена не соображал ни в математике, ни в физике.

После школы этот предмет потерялся.

Сейчас у меня есть другой талисман, он очень старый. Естественно, я не скажу, что это. Но мы иногда обмениваемся качествами.

Волюнтаризм

Зашел ко мне водопроводчик.

Приветливо сказал на кухне при виде крана:

- А-а-а... Ну, это надо вам...

Не тут-то было. Дело в том, что кран подтекал. Ну, подтекает и подтекает, мне все равно. Но жене срочно понадобилось его заменить. И она купила новый кран. И водопроводчик увидел на столе новый кран и понял, что никакое здесь не "ааааа", и что придется менять.

Он помрачнел и сказал, что вернется через минуту.

Вернулся, взялся делать.

Потом заявил, что снова уйдет, потому что не лезет что-то, блять.

С каждым уходом и приходом он сатанел все сильнее. По причине труда.

И вдруг я увидел, что этот варвар, ни у кого не спросясь, забрал из-под моего кота его корытце для естественных дел и подставил его сам, без моего ведома, куда-то вниз, чтобы туда стекало, а то стекает, а корытце было двойное: одно цельное, главное-приемное, а второе - вставное, решетчатое, для скобления и в качестве мочеиспускательного сита, и кот безумно и жалобно ходил вокруг оставшейся решетки, зная, что если воспользуется, то ему влетит.

Это совсем не дело, когда осатаневшие от справедливого труда водопроводчики используют не по назначению и без спроса чужую вещь, которой пользовался уже не один кот. Хотя пускай бы он попробовал использовать его по назначению.

Я бы тогда не дал ему денег. Но я ему их дал. Потому что, сатанея, он стал уже сам сатана, и попробуй не дать.

Мелкое, но не без примеси вечности

На свежем воздухе мыслям, конечно, тесно, ложку не воткнуть и цитату не вставить.

Там я часто становился очевидцем грозы и пытался ее осмыслить. Когда гремит гром, принято считать, что по небу разъезжает Илья-Пророк. Но я никак не могу понять, о чем он пророчествует, потому что эта история повторяется из века в век: гром, молния, дождь - словом, гроза, понятная любому бессловесному скоту. Может быть, он просто самовыражается? Надо было брать Нострадамуса.

В промежутках между примитивными пророчествами Ильи удавалось купаться. А потому хочется отвлечься от Ильи и перейти к теме переодевания мокрых трусов. Подходы к пляжному переодеванию меняются с возрастом и опытом.

Раньше тебя огораживали полотенцем, и ты, суетясь, пачкая сухие трусы мокрой пяткой, которая вдобавок еще и в песке, переодевался. Теперь совсем не так, все переиначилось.

Да что там говорить! Я, было дело, нырнул в городских, считай, Озерках, в чем (но не как) меня родила мама при большом скоплении людей и полном их безразличии. И воды приняли меня, хотя первозданности во мне уже не было ни грамма.

Но я - мальчишка. Я знаю одного виртуоза переодевания, уже солидного, пожилого и уважаемого человека. Что делает он? Выйдя из вод, он надевает просторные, ситцевые, семейные трусы прямо на мокрые плавки. Затем - внимание! - он быстро подныривает рукой под одну из широких штанин, где краснокожая паспортина; поджимает эту ногу, стоя на другой, и прытко скатывает в жгут часть плавок из-под трусов; неимоверным усилием переволакивает кольцеообразный сей жгут через мощное колено и облегченно выходит из позы цапли. Теперь он с легкостью вытаскивает все плавки целиком через другую штанину. Иначе никакой гармонии! Стыдливый уход в кусты или заматывание себя в полотенце намекают либо на наличие краснокожей паспортины, всем понятное, либо на ее отсутствие, способное всех удивить. Здесь же античное совершенство: человек спокойно стоит себе в естественных, очень и очень просторных семейных трусах. Будто ничего и не было. Аполлоническое начало в который раз побивает дионисийское, хотя всяко бывало.

Мертвые души: Ноздрев и Чичиков

Картина с натуры в пересказе жены. Она у меня к