— Хорошо. — Кивнула, наконец Сив. Лицо девушки превратилось в каменную маску. — Девочка пойдет в дом к этому нидингу[5]. Станет ему служить. Грабить мытарей, и купцов, угонять скот и все такое… Будет убивать для него и защищать его. Будет давать ему то тепло о котором он просит. Будет слушать и исполнять волю господина. Станет его хускарлом[6] до конца жизни или пока он ее не предаст. Если он исполнит ее желание.

— О-о-о, в маленькой убийце живет дух маленького торговца? — Насмешливо вскинул брови гигант. — И какое?

— Первое. Он будет ее учить, покажет, как приручить духа. — В голосе молодой изгойки послышалась сталь. — Маленькая убийца тоже хочет оседлать бурю.

На этот раз задумался гигант.

— Это очень большое желание. — Произнес он и неторопливо встал. — Может девочка хочет слишком многого?

— Желания, это то, что делает нас нами. — Чуть подавшись вперед, Сив неторопливо загоребла рукой горсть остывающих углей и с хрустом раздавив в кулаке провела ладонью по лицу.

— Девочка может звать меня Хальдар. — Голос великана был холоднее самой холодной ночи в горах. — Но мои люди зовут меня Рогатый топор.

* * *

В наскоро вычищенной дружинниками избе пахло подгнившей рыбой, старыми сетями, дегтем, и конскими шкурами. А еще плесенью. Проведя кончиком пальца по покрытой, въевшимся в древесину жирным налетом, столешнице, Август цу Вернстром брезгливо сморщился и принялся вытирать руки надушенным кружевным платком. Возможно, ему действительно следовало послушаться Гарриса, не разделять отряд и расположиться в походном шатре. Но по другому юноша не мог. Сейчас ему просто необходимо было, чтобы вокруг были надежные стены. Пусть даже от них пахнет гнилым деревом, а по углам бегают прячущиеся от света мокрицы.

Несмотря на то, что он, наконец-то избавился от доспехов, чувствовал себя барон так, будто ему на плечи взвалили несколько пудов железа. Не проходящая уже несколько дней подряд головная боль с новой силой оплела виски колючими, ядовитыми щупальцами, в горле стоял горький ком. Впрочем, это было наименьшей из проблем. Во время драки на мосту в нем что-то сломалось. И теперь это что-то, находящееся на самом дне души юноши, свербело и ворочалось, стучало, скрипело, царапалось и похоже не собиралось останавливаться на достигнутом. Будто одна из шестеренок сложного часового механизма потеряла зубец, и стрелки начали дергаться и замедлять ход. И остальные тоже это будто почувствовали. Его дружинники. Его воины. Его люди. Они его не послушались. Те, кто дал клятву ему служить, просто игнорировали его приказы. А Гаррис, верный цепной пес, служивший еще его отцу, вместо того, чтобы навести, в своем несколько поредевшем войске порядок, просто напросто выставил его на посмешище, посоветовав остыть, а сам развернулся и отправился ворочать трупы вместе с бесовым магутом. Самое обидное, Август ничего не мог с этим поделать. Каким-то внутренним чутьем юноша понимал, что попытайся тогда призвать людей к порядку, и его просто напросто подняли бы на смех. Или даже на мечи. Тогда, чтобы сдержаться ему потребовались все силы. И до сих пор сомневался, что этот поступок был правильным.

«Проявишь слабость один раз, и люди перестанут тебя уважать. Будут постоянно испытывать границы твоего мягкосердечия и терпения. А потом неожиданно окажется так, что ты станешь всего лишь помехой. Чучелом, которым будут вертеть, как хотят. Самые опасные враги, это не армия у стен твоего замка, не убийца в спальне, или даже твои родовые кровники, а твой ключник, твой сенешаль, и твой духовник. Если пес перестал слушаться хозяина самое время выкинуть его из дома. Ты этого не сделал сын. Вот и отвечай за последствия.» Прозвучавший в голове скрипучий, полный холодного презрения голос отца был настолько явным, что у Августа свело зубы. Весь вечер он чувствовал на себе пристальные взгляды воинов. Настороженные, любопытные и… насмешливые. Бесы, да он был готов поклясться, что обменивающиеся натужно грубыми шутками, стаскивающие к зеву подвала общинного дома, сбрасывающие туда изувеченные тела людей и животных, поленья, баклажки с маслом, и обломки прибитых к берегу бревен воины смеются именно над ним. Будто перед ними не их господин, а выставленный на потеху черни цирковой уродец. Они больше не кланялись.

«Они больше не видят в тебе господина.»

Просто чуть заметно ему кивали и спешили по своим делам. На посеревших от усталости лицах многих мужчин читалось глухое раздражение. Некоторые ругались, плевались и оглашали опустевшую деревню грязной площадной бранью совершенно не обращая внимание, на то, что их владетель стоит всего в паре шагов от них. А когда Гаррис все-таки нашел эту проклятую северянку…

Несмотря на более чем сорок поколений благородных предков, цу Вернстром с трудом сдержался от плевка. Глаза воинов. Все дело было в их глазах. Сначала полные скорби. Потом удивленные. Восторженные, радостные. Не заметить граничащее с обожанием восхищение, что отражалось на их бесхитростных, грубых лицах мог только слепой. Чистый, почти детский восторг людей увидевших настоящее чудо. Впрочем, на магута они смотрели почти так же. Прижав к векам большой и указательный пальцы, Август несколько раз сильно надавил на глаза и испустил тяжелый вздох.

Его воины начали относится к этой эту парочке так будто это живые святые. Но почему? Вся заслуга болтуна арбалетчика это один-единственный удачный выстрел. Случайный болт попавший прямиком в ощетинившуюся десятком клыков пасть колдуна-оборотня, того существа, которое Алдия упорно называет человеком. А варварка-северянка? Что она вообще сделала? Завизжала как бешеная и сломя голову бросилась на противника? Разве это повод считать их героями? Но нет, люди, его собственные люди, те, кто дал ему вассальную клятву, превозносят этих двоих, словно сошедшего с небес Стефия победителя тьмы, и Нооку Ромейскую — убийцу демонов… Гаррис уже все уши прожужжал о том, что кровь из носу нужно перекупить контракт обратно. Взять этих двоих на службу в замок. Даже предлагал отдать часть своих, отложенных на старость накоплений… Старый дурак. И чем ему так приглянулись эти двое мошенников? Хотя, он знал в чем дело. Девка. Все дело в этой проклятой девке. Достаточно было один раз глянуть на лицо старого пня, когда Алдия наскоро осмотрев извлеченное из под груды трупов тело громко объявил, что воительница жива, здорова и просто очень крепко спит. Видеть, как Гаррис, верный Гаррис, отпихнув в сторону сипящего и кряхтящего о натуги, пытающегося взвалить огромное покрытое кровью и грязью тело на плечо Ллейдера, завернул девку в свой собственный плащ и потащил ее к фургону. Как тут же со всех сторон потянулись десятки рук и подняв