постучали в ставни гостиницы «Соловей». Когда сонная жена хозяина ввела усталых гостей в комнату, Касанэ тут же исчезла за поставленной для нее ширмой и почти сразу заснула на жестком тюфяке.

Но Кошечка долго сидела без сна — ее беспокоила необходимость опять лечь рядом с Хансиро. Даже под угрозой смертной казни она не могла бы сейчас этого сделать. Молодая женщина извинилась и покинула комнату под предлогом необходимости «сходить кое-куда».

Кошечки долго не было, и Хансиро встревожился. Он неслышно прошел в носках по безмолвным коридорам гостиницы, растолкал старика-слугу, дремавшего на своей циновке в прихожей, и сдал ему деревянный номерок. Получив свои мечи, ронин щедро одарил старика, надел сандалии и вышел на поиски княжны Асано.

Хансиро обнаружил беглянку за искривленными ветрами соснами на берегу залива. Кошечка сидела, откинувшись на пятках, возле самой воды, положив на колени нагинату. Свет звезд, серебривший верхушки мелких волн спокойного залива, проливался на ее волосы и плечи, окружая очертания высокого покатого лба сияющим ореолом. Хансиро любовался Кошечкой, как мог бы любоваться совершенным рисунком или статуей Каннон-сама — прекрасной богини милосердия.

«Как я трачу себя. Я, себя считающий сильным, теперь ослаб от любви», — вспомнил он старинное стихотворение.

Кошечка была явно погружена в свои мысли, но ощутила присутствие Хансиро и взглянула на то место в тени сосен, где он укрывался. В дороге она постепенно обретала «сверхзрение» — чувство, позволяющее воспринимать то, что недоступно зрению, слуху, осязанию и обонянию. У Кошечки это чувство обострилось еще и потому, что ее долгое время преследовали враги. А возможно, просто душа Хансиро окликнула ее душу.

Чтобы свободнее двигаться, Кошечка, не обращая внимания на холод, высвободила правую руку из одежд, оголив грудь. Левый рукав она подвязала длинным шнуром, концы которого скрестила под лопатками и скрепила узлом. Свою головную повязку молодая женщина сложила по диагонали и обвязала голову получившейся полосой ткани. Потом она встала, окутанная шуршанием широких, как юбка, светло-коричневых хакама.

Теперь Кошечка стояла, выпрямившись во весь рост, лицом к Хансиро. Выражение ее лица было надменным и отрешенным. Она подняла нагинату над головой, лезвием назад… Эта позиция означала приглашение партнеру выполнить вместе с ней ката — ритуальные воинские упражнения, в которых фехтовальщики наносят друг другу удары, уклоняются от вражеских выпадов и отражают учебные атаки.

Хансиро легким движением скинул плащ, выпростал руки из рукавов — верхняя половина многослойных одежд упала с плеч воина и обвилась вокруг его пояса. Сжимая рукоять длинного меча обеими руками, ронин установил клинок перед собой и вышел на песок пустынного побережья под холодный свет звезд.

Они начали с простейших упражнений и постепенно увеличивали скорость с каждым новым усложнением движений. Кошечка чувствовала, что Хансиро выкладывается не полностью, но оборонялась достаточно долго, оказывая уважение бойцу. Потом она стала приближаться к воину, вращая нагинату мощными смертоносными движениями кисти. Хансиро отбил атаку и уклонился, но клинок Кошечки едва не распорол ему обе голени. В завершающей части этого выпада Кошечка замешкалась, и меч Хансиро обрушился на нее с такой скоростью, что путь клинка обозначила мерцающая полоса. Грозное лезвие коснулось плеча княжны Асано и замерло у основания шеи. Кошечка не дрогнула под ударом, и властный прищур ее глаз не изменился.

В следующем упражнении Кошечка, используя нагинату как рычаг, вскинула меч Хансиро к звездам, вынудив воина убрать с рукояти правую руку, чтобы та не была отрублена. Потом, падая, девушка-воин развернулась, резко топнув ногой, лезвие нагинаты, описав молниевидную дугу, опустилось на ногу Хансиро и коснулось внутренней стороны его бедра.

Бойцы наступали, отступались, кружились. Тишину нарушало лишь дыхание Кошечки, свистящее от спазма в гортани. Движения одного партнера точно соответствовали движениям другого, и, хотя и мужчина, и женщина сдерживали удары, каждый взмах и поворот их оружия был почти осязаемо грозен. При малейшем сбое в работе подсознания один из бойцов был бы неминуемо убит или изувечен.

Упражняясь, ронин и княжна вырабатывали общий ритм и словно становились одним целым. Боевой танец связывал их прочнее любых клятв, даже написанных кровью. Миг делался вечностью, и на стекло этой вечности мужчина и женщина набрасывали рисунок жизни, смерти и воскресения. Они были неуязвимы. Казалось, само время замедлило свой ход: каждый из них теперь — даже в момент удара — различал линии закалки на клинке партнера.

Кошечка и Хансиро закончили тренировку, изнемогая от усталости. Хансиро вложил меч в ножны, Кошечка прислонила нагинату к ноге. Они стояли так близко друг к другу, что воин из Тосы чувствовал, как дыхание любимой шевелит волосы на его голой груди. Кошечка взглянула снизу вверх на изуродованное в бою за нее лицо воина. Шорох волн, лизавших песок побережья, сплетался с тяжелым дыханием усталого мужчины. Ничего не удерживало Кошечку на этом месте, кроме тигриных глаз ее защитника и морского тумана.

Хансиро слегка провел по щеке княжны кончиками пальцев, потом взял бледное лицо женщины в свои ладони, горячие от рукояти меча, наклонился и нежно коснулся губами ее виска. Кошечка вздрогнула. С речной отмели донесся печальный крик ржанки.

— Там есть мост, моя госпожа, — прошептал Хансиро.

Мужчина и женщина рука об руку подошли к опоре горбатого деревянного моста. Хансиро расстелил на песке свой плащ. Воздух был холодным, но Кошечка трепетала не от ночных сквозняков.

— Хозяйка моста, — произнес Хансиро, развязывая хакама возлюбленной, — стелит свет, как циновку… — Он развязал ее пояс. — И посреди жаждущей ночи… — Движениями ладоней Хансиро скинул полы ее куртки и отыскал под ними твердые груди, тугие и шелковистые, как бутоны вишни. Мужчина наклонился и коснулся соска кончиком языка. — Лежит в замирающем ветре.

Хансиро и Кошечка медленно опустились на колени.

ГЛАВА 63

Страстная любовь

Они лежали, сплетясь в объятиях, на его дорожном плаще, укрываясь ее плащом. Над их телами нависал деревянный свод моста — сплошное переплетение изящно вогнутых балок и распорок. Рядом тихо журчала река. На отмели жалобно кричали ржанки. Кошечка теснее прижалась к Хансиро. Ее дыхание было глубоким и медленным. Так вот оно какое — то самое счастье, о котором тоскуют даже самые изысканные куртизанки.

А Хансиро был оглушен радостью. Груз прожитых лет словно слетел с него в один миг. Грозный воин из Тосы стал весел и беззаботен, как мальчик на храмовой ярмарке.

— Я так жестоко обращалась с тобой, — прошептала Кошечка и потерлась щекой о жесткие завитки волос на груди мужчины. — Я заставляла тебя мокнуть под дождем…

— Служить господину, который добр к тебе, еще не значит стать слугой. — Хансиро поцеловал голое плечо Кошечки