Хансиро заполняли гибкие листы плотной нежно-лиловой бумаги изящными символами, поверяя друг другу свои самые сокровенные тайны.

«Твои глаза как два лотоса, прикосновение к тебе сладостно, твои волосы переливаются, как влажное вороново крыло», — писал Хансиро.

В его фразах таилась энергия чувственности. Кошечке казалось, что гибкая кисть Хансиро, замирающая на каждом штрихе, выводит слова любви не на бумаге, а на ее коже. Влюбленные не обращали внимания на приглушенный смех за стеной, но он усиливал колдовское очарование этой ночи.

— Как хорошо ты это делаешь! — воскликнула вдруг Касанэ. Ритмичное шуршание спальных одежд стало чаще и громче, и наконец по гостинице разнесся пронзительный женский крик. Что-то бухнуло в стену — Касанэ, должно быть, отбросила подушку. Обычные для подобных гостиниц ночные звуки — музыка, смех и разговоры гостей — на несколько мгновений затихли, потом возобновились опять.

Кошечка и Хансиро знали, что их любовь станет короткой и они должны жить настоящим: будущее всегда ненадежно, а их — беспросветно темно, ибо они встают на путь мести, от которой Кошечка не может отречься. Они могли бы переписываться всю ночь, но оба понимали, что должны попытаться заснуть: им предстоят тяжелые дни.

Княжна и воин одновременно сожгли исписанные листы на жаровне, потом развязали друг другу пояса. Когда Кошечка сбросила одежду, Хансиро покрыл поцелуями каждую царапину, каждый ушиб, каждый след соприкосновения гибкого тела молодой женщины с камнями. Потом прижал любимую к себе и провел пальцами вдоль позвоночника сверху вниз, снимая с него усталость и напряжение.

Княжна Асано и ронин знали, что у них не будет обычных радостей, сопровождающих счастливую любовь. Скорее всего, они никогда не смогут вместе любоваться цветами вишен в Асукаяме, или гулять вдоль морского берега в Синагаве, или слушать первого весеннего жаворонка в горах.

Мысль о том, что, возможно, они обнимают друг друга в последний раз, придала их страсти нежную остроту. Медленно и плавно, наслаждаясь каждым движением, они отправились вместе по устланной шелком дороге. Влюбленные ненасытно ласкали друг друга и отвечали на ласки, пока фонарь, который они несли, не превратился в сияющую луну. Потом они лежали, сплетясь ногами, до утреннего звона колоколов.

— Путешествие кончается. Мы дарим друг другу луну на память, — прошептал Хансиро.

— Сегодня, — произнесла Кошечка и с печальной улыбкой взглянула на воина.

Сегодня, если позволит судьба, они войдут в Западную столицу. Там они, может быть, отыщут Оёси Кураносукэ. Путь преодоления преград закончится, начнется путь мести.

ГЛАВА 67

Сеть неба груба

Уже возле городка Кусацу путники явственно ощутили близость Киото: водостоки на краях крыш сделались менее глубокими, а сами крыши стали более пологими. Носильщики грузов и каго зазывали клиентов вежливее и были лучше одеты. Местные жители говорили на менее грубых западных диалектах, и путешественники, направляющиеся на запад, заметно веселели, предвкушая близкий отдых.

Касанэ сдала в лавку свой изысканный наряд и опять оделась, как слуга самурая. Однако девушка совсем не печалилась: ее возлюбленный шагал рядом с ней и разделял ее ношу.

Мужскую одежду носили сейчас самые изысканные модницы обеих столиц, и поэтому Путнику наряд Касанэ казался очень современным, дерзким и неотразимо привлекательным. Девушка подобрала сзади подол своего нового жесткого халата цвета кедра, открывая волнующие округлости. Узкий пояс ее был низко опущен на бедра, а пышная метелка волос задорно торчала над головой.

Сам Путник щеголял в той одежде, которую купил, когда решил изменить внешность. Письма Касанэ он зашил в подкладку куртки, чтобы они согревали ему сразу и душу, и тело.

Рассказывая любимому выдуманную историю своей жизни, Касанэ говорила громко, чтобы Кошечка могла ее слышать. Но как только рядом оказывался какой-нибудь прохожий, девушка умолкала, словно пойманная на чем-то постыдном. Ее рассказ развлек Кошечку и Хансиро и совершенно очаровал Путника, скрасив маленькому обществу дорогу от Минакути до Кусацу.

Касанэ вовсе не собиралась говорить молодому крестьянину что-либо о своей госпоже и цели ее путешествия. Любовь — приятнейшая из человеческих слабостей, но верность своему господину или госпоже выше бренных страстей. Кроме того, открыв возлюбленному, как она оказалась спутницей княжны Асано, дочь рыбака вынуждена была бы рассказать, что, будучи похищена морскими разбойниками, она едва не сделалась дешевой шлюхой, а потом участвовала в подделке документов, кражах и убийствах. И тогда в конце концов неминуемо выяснилось бы, что Касанэ помолвлена, и не с кем-нибудь, а с человеком, живущим в той же деревне, что и ее разлюбезный Путник.

Кошечка слушала Касанэ с веселым удивлением. Творческие способности служанки произвели на нее впечатление: Касанэ в своем вымысле углубилась в дремучее прошлое и усложнила рассказ множеством побочных дополнений.

Дочь рыбака оживила в памяти историю самых выдающихся семейств своей деревни и примешала к ней кое-что из сюжетов пьес театра Ситисабуро.

Путник воспринимал бредни как откровения. Блаженная улыбка, которая время от времени приподнимала углы его рта, не имела ничего общего с тем, что ему приходилось выслушивать. Он был неглупым парнем, но его ясный, как спокойная вода, ум сильно взбаламутило ночное любовное приключение. Любимая могла вешать ему на уши любую лапшу — сейчас он мог поверить во что угодно.

Наконец Касанэ добралась до своего ближайшего прошлого.

— Ты знаешь и сам: чтобы один полководец добился успеха, десять тысяч человек должны лечь костьми. Так случилось и с нашей семьей: давние войны и интриги разорили ее. — Девушка вздохнула так печально, что Кошечка почувствовала невольное уважение к рассказчице. Она умеет сражаться, менять обличие, сочинять стихи и любить. Какие еще таланты откроются в Касанэ? — Наш отец был бедным, но честным земледельцем-ронином, которому приходилось еще и рыбачить, потому что он не мог прокормить семью на то немногое, что приносила каменистая земля. — Касанэ вспомнила своих настоящих родителей, запутавшихся в сетях бедности. Ведь и они от зари до зари работают на своем усеянном камнями поле, а потом ночи напролет ловят рыбу. Слеза, скатившаяся по щеке девушки, была искренней. — Друг детства отца, тоже самурай, сын нашего судьи, внезапно увлекся нашей матерью.

По знаку Хансиро Касанэ остановилась, чтобы купить несколько рисовых лепешек, которыми славилось селение Кусацу. Она раздала их успевшим изрядно проголодаться странникам и продолжила свой рассказ:

— Однажды вечером, когда отца не было дома, его приятель слишком много выпил и попытался соблазнить нашу мать, когда она шла домой от колодца. Мать возмущалась и боролась, но негодяй потерял голову от вина и похоти и надругался над ней.

— Вот скотина! — Поскольку Путник пока знал Касанэ только под вымышленным именем «Хатибэй», он и сам не стал называть ей