иметь двери из кедрового дерева, украшать дома балками-фризами, использовать при постройке домов ценные породы дерева, ажурную резьбу и лакировку. Но кичливые горожане находили способы обойти и эти законы, и запреты, относившиеся к путешествиям и одежде.

Они устраивали роскошные вечера в веселых кварталах, где по закону не действовали никакие ограничения. Под скромными коричневыми или серыми верхними одеждами богачей сверкали шелковые подкладки малинового цвета, или цвета сливы, или зеленого цвета «крыла цикады». Во внутренних покоях у них висели на стенах ценные произведения старых мастеров живописи. За почерневшими от копоти фасадами убогих лачуг прятались великолепные дворцы, отделанные приятно пахнущими планками из кипариса и криптомерии, а покрытые белой штукатуркой кладовые торговцев были до верхних балок забиты сундуками, полными шелков, лакированных вещей и фарфора.

Здесь мир был перевернут и естественный порядок вещей искажен: низкорожденные люди, поставлявшие на рынке за раздутую плату товары, и гнусные ростовщики жили как князья. А император, потомок Аматерасу, великой богини Солнца, и законный правитель Японии, тоскливо ютился среди поблекшего великолепия своего двора в Киото, пока узурпаторы Токугава беззастенчиво правили его страной.

Каждый новый сёгун набирал в свои войска все больше людей не из семейств воинов, воспитанных в древних традициях. И вот теперь безродные выскочки горланят на улицах вместе с простым людом. Они расхаживают по Эдо с важным видом, посверкивая самурайскими мечами, а настоящие, потомственные воины — буси, такие, как Хансиро, не знают, как добыть себе риса на еду.

Хансиро не тратил много времени на сборы. Зонт был последней необходимой ему в пути вещью. Он уже купил фунт отменного табака и банку зубного порошка своего любимого сорта в лавке возле закутка старого женоненавистника, где продавалось средство для удаления волос. К аптекарю он тоже сходил и пополнил свои запасы женьшеня, медвежьей желчи и жабьего масла.

В клетушке площадью в два татами, которую он снимал на шумной боковой улице, Хансиро выстирал свою тонкую головную повязку из хлопчатобумажной ткани, потом надел черные носки-таби, натянул поверх широких штанов гетры из черного сукна и завязал их, чтобы защитить концы штанин от пыли. Он бережно уложил подорожную в плоский кошелек, где держал бумажные носовые платки, и опустил его в складку свободной, потертой и обвисшей в плечах куртки. После этого Хансиро заткнул за заплатанный пояс тяжелый боевой веер с заточенными железными ребрами, пристроив его в районе позвоночника.

Разместив таким образом все нужные в дороге вещи, Хансиро скатал вторую куртку, утепленную ватной подкладкой, аккуратно сложил старый бумажный плащ-дождевик и обернул эту запасную одежду дорожной циновкой из камыша. Затем захлестнул длинным соломенным шнуром концы циновки и перебросил получившуюся петлю через голову так, чтобы она пересекла грудь, а узел с одеждой оказался за спиной.

Хансиро уже пытался найти в веселом квартале буклет с портретами куртизанок Эдо, однако все экземпляры этой книги таинственно исчезли с прилавков ларьков. Возможно, это сам князь Кира приказал скупить их, чтобы жадная до слухов толпа не поднимала шумихи вокруг имени княжны Асано. И чтобы обстоятельства смерти ее отца вновь не сделались темой городских пересудов.

Жители Эдо, как знатные, так и простые, следовали модам Текучего мира и любили посплетничать. Несколько гонцов этим утром покинули веселый квартал, чтобы разнести по дорогам страны вести о необычном содержании бочки с сакэ в доме «Благоуханный лотос», самосожжении родственника князя Киры и исчезновении очаровательной куртизанки по имени Кошечка.

Хансиро взвесил новый зонт в руке, с удовлетворением ощущая тяжесть прочной, хорошо сработанной вещи. Потом открыл зонт и с мрачным наслаждением полюбовался его темно-красным цветом. Полупрозрачная промасленная бумага сверкала, как лепестки мака. Сыщик уложил на пылающее полушарие мокрую ленту головной повязки и стал ее сушить, покручивая ручку зонта равномерными движениями кисти.

Хансиро обычно не потакал своим эмоциям, это было недостойно человека его сословия, но сейчас, на окраине Эдо, его шаг сделался легким и пружинящим. Сыщик шел, почти приплясывая помимо своей воли. Он был бодр и весел, он казался себе бумажным карпом, который на празднике пятого месяца реет над крышами Эдо в воздушных потоках. Хансиро нигде не чувствовал себя так хорошо, как на боевой тропе.

Когда до заставы Синагава остался один ри пути, Хансиро свернул в сторону, повязал головную повязку вокруг запястья и закрыл зонт. Потом он прошел между двумя рядами старых кленов, на которых сейчас почти не было листьев, и, миновав богато украшенные ворота, попал на территорию храма «Весенний холм». Стайка детей играла в дальнем углу кладбища среди могильных памятников. Из главного зала храма доносился звон колокольчиков и слышалось приглушенное пение монахов.

Возле могилы князя Асано под большой ивой валялся перевернутый дешевый паланкин, его плетеные стенки были прорваны. Носильщики и слуги, сопровождавшие того, кто передвигался в нем, явно разбежались. За могильным камнем четверо мужчин окружили маленькую фигурку женщины с большим шарфом буддийской монахини на голове.

На одежде нападающих не было опознавательных знаков, но Хансиро был уверен, что это люди князя Киры. Засевший в своем имении знаменосец должен был во что бы то ни стало найти дочь князя Асано прежде, чем она поднимет против него воинов из Ако.

Куртизанка по имени Кошечка, должно быть, сменила одежду монаха, взятую у Ситисабуро, на наряд монахини. Она пришла на могилу своего отца помолиться о его душе, и люди князя Киры схватили ее.

Теперь Хансиро оставалось только отбить у них Кошечку. Сыщик был разочарован. Дело, обещавшее быть интересным, теперь не стоило выеденного яйца.

Двое нападавших толкнули свою пленницу в сторону паланкина, и шарф слетел с ее головы. Глаза женщины были неподвижны, словно все происходящее не имело к ней никакого отношения. Даже с обритой головой беглянка была красива, но явно не так молода, чтобы быть дочерью князя Асано.

Хансиро прислонил свой зонт к дереву и вышел на открытое место, небрежно обмахиваясь боевым веером.

— Прочь с дороги, бездомный пес! — крикнул один из четверки мужчин и попытался оттолкнуть Хансиро, чтобы пройти мимо. Второй мужчина в это время держал женщину за руку, а двое остальных вынули мечи из ножен.

Быстрым движением, неуловимым для взгляда, Хансиро сложил веер и нанес ближайшему противнику удар в шею — под самое ухо. Тот свалился, как камень в колодец, и остался лежать без сознания. Первая победа далась сыщику легко. Хансиро решил, что сразился с наемником, а не с одним из хорошо обученных слуг Уэсудзи.

Тот, кто держал женщину, оттолкнул ее в сторону, и все трое мужчин стали осторожно двигаться по кругу. Противники